Вопрос заключался в том, как организовать эту колоссальную перекачку средств. Быстрее всего это можно было сделать путем перераспределения таких видов сырья, как сталь и медь. Теоретически остановка строек, имевших низкий приоритет, путем сокращения их квот на сталь также должна была высвободить другие дефицитные ресурсы, включая рабочую силу и технику. Но это в лучшем случае был малоэффективный механизм, о чем свидетельствовали усеявшие Германию незаконченные стройки, полные бездельничающих рабочих и техники, простаивающей в ожидании, когда приоритеты в распределении стали снова изменятся в их пользу. Но количественное нормирование было не единственным способом управления экономикой. Несмотря на агрессивную риторику Геринга, деньги и цены сохраняли в Третьем рейхе свое значение. Даже в сталеплавильной отрасли, отныне подчинявшейся всеобъемлющей системе управления и контроля, трансакции завершались денежными выплатами. В условиях, когда частная собственность продолжала быть нормой, главным стимулом к производству оставалась прибыль. И с этой точки зрения проблема, вставшая перед властями Рейха, представляла собой классическую проблему макроэкономического менеджмента: как регулировать общий объем спроса, чтобы соблюдать важнейшие приоритеты – вооружение и автаркию, – но в то же самое время не допустить в Германии инфляции?
Перед рейхсминистерствами стояла проблема избыточного спроса. За вычетом потребительских расходов, финансируемых непосредственно из доходов домохозяйств, общий объем запланированных государственных расходов и деловых инвестиций, составлявших одну сторону уравнения, существенно превышал объемы доступных источников финансирования, а именно налоговых поступлений, нераспределенной прибыли деловых предприятий и сбережений домохозяйств. По оценкам РМЭ, в 1938 г. этот разрыв должен был составить не менее 8,1 млрд рейхсмарок
[750]. Для сравнения можно отметить, что налоговые и таможенные поступления Рейха и местных властей достигали 22,2 млрд рейхсмарок. К 1938 г. германские домохозяйства уже откладывали в виде сбережений необычайно высокую долю своих доходов, что не позволяло надеяться на заметный рост «финансирования» из этого источника. Поэтому главными альтернативами служили рост налогов и сокращение частных инвестиций. Распространена точка зрения, согласно которой Третий рейх мог бы еще сильнее поднять налоги
[751]. Но при этом игнорируется тот факт, что в Германии в конце 1930-х гг. налоги и без того были самыми высокими в Европе
[752]. С учетом скромного уровня жизни германского населения не стоило особо рассчитывать на крупные поступления от подоходного налога или налога на потребление. Поэтому Министерство финансов применило выборочный подход. Осенью 1938 г. был повышен налог на прибыль организаций
[753]. Одновременно с этим государство ограбило закрома местных властей, перенаправив сотни миллионов рейхсмарок на достижение общенациональных целей. А Рейхсминистерство финансов издало строгое предписание о прекращении строительных проектов за счет государства, проводившихся без прямого разрешения Берлина
[754]. С целью гарантировать, что львиная доля частных сбережений достанется Рейху, а не частному сектору, Рейхсбанк оказывал систематический нажим на сберегательные банки и страховые компании, добиваясь того, чтобы они вкладывали свои средства в государственные облигации и краткосрочные бумаги
[755]. Наиболее драматичными были целенаправленные усилия государства по пресечению частного строительства – самой важной формы частных инвестиций. Осенью 1938 г. Рейхсбанк полностью запретил выдачу новых ипотечных займов
[756]. С учетом значения, которое имели государственные и частные строительные контракты для десятков тысяч мелких компаний по всей стране, а также значимости нехватки жилья как социальной проблемы, роль этих ограничений едва ли удастся переоценить. В тот момент, когда Германии угрожала самая сильная нехватка жилья в ее истории, летние указы 1938 г. означали конец жилищного строительства, финансируемого государством. В этих обстоятельствах впавший в отчаяние служащий жилищного отдела при Бюро труда отметил, что отныне неизбежны «Жестокий кризис доверия [к государству] и озлобленность»
[757].
РИС. 9. Инфляционный дисбаланс между потребностями в финансах и доступными средствами с точки зрения современников, млрд рейхсмарок
Нехватка жилья, несомненно, представляла собой серьезную проблему. Но с точки зрения властей Рейха еще было тревожным влияние недостатка инвестиций на состояние германских железных дорог. К 1938 г. Reichsbahn (Немецкие железные дороги) все хуже и хуже справлялся с одновременными запросами вермахта и растущей экономики. Инвестиции в эту сферу сильно сократились из-за дефицита стали. В 1938 г. Reichsbahn сумел получить менее половины стали, требовавшейся ему для обслуживания существующей железнодорожной инфраструктуры и подвижного состава
[758]. Начиная с лета вся железнодорожная система работала с серьезными перебоями. На рабочих всячески давили, добиваясь от них ускорения погрузочных и разгрузочных операций. Но к последним дням сентября, в самый разгар Мюнхенского кризиса, железные дороги были готовы встать. Вовремя удовлетворялось менее половины всех заявок на товарные вагоны. Выход мог быть найден только в скрытой системе нормирования, в рамках которой приоритет отдавался в первую очередь нуждам вермахта, а затем скоропортящимся продуктам питания, углю, сахарной свекле и срочным экспортным заказам
[759]. Власти делали все, чтобы замалчивать технические доклады о деградации системы
[760]. Но симптомы перенапряжения и дезорганизации были слишком очевидными для того, чтобы их удалось скрыть от общественности. Осенью 1938 г. товарные поезда регулярно уходили со станций, увешанные красными листками предупреждений о неисправных тормозах, а деградация железнодорожной сети, которой Германия прежде так гордилась, приобрела такой размах, что об этом заговорила даже международная печать
[761].
