Был и у привлекательных западных, и у менее престижных отечественных химических меховых одежд еще один недостаток. Они пачкались, а в СССР еще не существовало технологии ухода за синтетикой такого типа. В 1961 году журнал «Работница» писал: «Сейчас Институтом технической химии разрабатывается режим чистки искусственного меха, и в скором времени комбинаты бытового обслуживания начнут принимать изделия из искусственного меха в химическую чистку»
950. Но на практике все оказалось не так быстро. Летом 1961 года «Ленинградская правда» разместила на своих страницах письмо горожанки о тщетных попытках почистить пальто из светлого искусственного каракуля. Во всех химчистках города ей отказывали, ссылаясь на то, что этот материал они чистить не умеют
951. Но скоро привыкшие к трудностям советские женщины поняли, что искусственный мех можно стирать, правда в не очень горячей воде. С воротниками и шапками дело пошло на лад. Я сама, получив в подарок к окончанию школы голубой уличный костюм, украшенный съемным белым «псевдомеховым» воротничком, раз в месяц успешно стирала эффектный аксессуар. С шубами было сложнее: подкладка садилась.
Универсальность химических изделий способствовала иллюзии всеобщей обеспеченности и в западном мире, но еще большую значимость она приобрела в советской действительности 1960‐х годов. В советском быту синтетика в целом играла роль антагониста натуральным тканям и мехам как модным трендам эпохи большого стиля. В годы хрущевских реформ искусственные шубы в СССР выступили в роли своеобразного симулякра не столько роскоши, сколько некоего благополучия и равенства. Материальное – в данном случае практическая функция шубы как одежды для тепла – было заменено сугубо символическим – кратковременной престижностью вещей из синтетики.
Электроприборы
Наука и техника в быту советского горожанина: вещи и смыслы
Слово «электроприбор(ы)», конечно же, отсутствует в словаре неологизмов Совдепии. Тем не менее очевидно, что в жизни российских горожан именно в советское время появились работавшие на электроэнергии приспособления. Они воздействовали на величину, структуру и даже содержание внерабочего времени населения. Бытовые электроприборы не только облегчали домашний труд, но обеспечивали доступ к информации и культурным развлечениям в приватном пространстве. В какой-то степени это связано с общими тенденциями развития повседневных практик в ХХ веке, а также с амбициозным ленинским проектом электрификации всей страны, о которой большевики заявили еще в 1920 году. Но план ГОЭЛРО был нацелен в первую очередь на обеспечение населения электрическим освещением и на снабжение электроэнергией промышленных предприятий. Бытовые же электроприборы в годы нэпа относились скорее к области социальной фантазии. Власть в 1920‐е надеялась на правовые инструменты регулирования свободного времени граждан, а не на технологическую оснащенность быта.
Действительно, введенный в 1917 году одним из первых декретов советской власти восьмичасовой рабочий день в целом гарантировал наличие у населения 16–18 часов, предназначенных на сон и другие физиологические, бытовые и культурные нужды. В 1927 году на юбилейной сессии ЦИК СССР, посвященной десятилетию Октябрьской революции, был провозглашен переход на 7-часовой рабочий день. По официальным статистическим показателям, в 1928 году средняя продолжительность трудового дня в стране составляла 7,8 часа, а в 1934‐м – 6,6 часа. В реальной жизни все было сложнее. Сокращение рабочего времени на час одновременно с введением шестидневки вели к потере более 30 часов в месяц. Это отрицательно сказалось на промышленности. В начале 1960‐х годов известный экономист Станислав Струмилин отмечал, что с началом пятилетки «пришлось принимать более энергичные меры для организованного набора рабочей силы», и в этих условиях «переход к 7-часовому рабочему дню оказался явно преждевременным»
952. В 1938 году в стране развернулась кампания постепенного возврата к 8-часовому режиму труда. Эпопея с самым коротким в мире рабочим днем законодательно завершилась Указом Президиума Верховного Совета СССР от 26 июня 1940 года «О переходе на восьмичасовой рабочий день, на шестидневную рабочую неделю и о запрещении самовольного ухода рабочих и служащих с предприятий и учреждений». Уплотнение рабочего времени было проведено в кратчайшие сроки – от 3 до 6 месяцев, что, естественно, вызвало сокращение досуга.
Однако повседневность наполнена не только трудом в рабочее время, но и домашней работой, в которой пригождаются электроприборы. В годы первой пятилетки советская промышленность начала выпускать достаточное количество нихромовой проволоки – основы нагревательных приспособлений. Первые электроплитки, электрочайники и электрокастрюли воспринимались как чудеса техники. Пролетарский поэт Василий Князев писал в конце 1920‐х:
Электрификация
Трудового быта.
Янки, ваша нация
Ленинградом бита!
Сунул в штепсель вилочку,
Пять минут и крышка:
Натопил квартирочку,
Вскипятил чаишко.
Электро-избавился
От квартирной пыли
И к плите отправился
С гордостью на рыле.
Поднажал две кнопочки
И – готово дело:
Безо всякой топочки
Штями засмердело!
Сшамал, схрястал, справился
И, согретый штями,
В свой промбанк отправился
В середине 1930‐х годов появилась книга известного детского писателя Бориса Житкова «Что я видел», рассказывающая о маленьком мальчике Алеше по прозвищу Почемучка. Это яркое свидетельство восприятия технических новшеств в домашнем хозяйстве. Забавна глава «Как я плитки боялся»: «На плите была черная коробочка, круглая, большая. Только сверху она очень смешная. У ней сверху не крышка, а каменный кружок. А в кружке канавка. Канавка идет кругом по всей крышке. А сбоку из этой коробочки торчат две медные палочки. А сама коробочка железная <…> вся сверху засветилась, и в канавках, на крышке, стало красно, как уголья. Я стоял и смотрел, а подходить не хотел»
954. Недоверчиво воспринимает ребенок и электрическую кастрюлю, которая сама кипятит воду прямо на столе, а не на плите: «Я залез на табуретку, чтоб смотреть, как на столе вода закипит в кастрюльке. Она сначала не кипела. И я всё пальцем пробовал ее тихонько. Вода потом стала теплей. А потом совсем стала теплая, и я не хотел палец туда макать»
955. Но дальше нагревательных приборов советская промышленность до войны так и не продвинулась – серийное производство маломощных электромоторов, необходимых для пылесосов, полотеров, стиральных машин, не было налажено. Самое слово «электроприбор» (бытового назначения) отсутствовало в словаре под редакцией Дмитрия Ушакова, изданном в 1935–1940 годах
956, но появилось в 1949 году в первом издании словаря под редакцией Сергея Ожегова
957. В числе электроприборов были лишь чайники, плитки и утюги. Эти вещи, хотя и облегчали домашний труд, не могли принципиально поменять коды повседневности и стилистику досуга. Хлопоты по хозяйству занимали значительную часть внерабочего времени горожан в условиях советской послевоенной действительности. Перелом произошел в годы оттепели.
