– Вот дерьмо.
Предсказание мадам Эрут сбывалось. Смерть и вправду окружала его со всех сторон. А рядом был Марш, красивый иностранец, в точности как она и обещала. Что ещё говорила о нём гадалка? «Будь осторожнее, он тоже лжёт…»
– Ты сказал, что у тебя есть доказательства, – выдавил Эдион, – о том, что тебя послал принц.
Марш кивнул и полез в карман со словами:
– Это для вас, от вашего отца.
Это было кольцо. В слабом утреннем свете оно сияло золотом, в голове орла поблескивал изумруд. Отделка была изумительной.
– Это печать принца Телония. Он носил её каждый день. Я знал его, я служил при нём до тех пор, пока он не велел нам передать печать вам, его сыну, чтобы показать, как сильно он жаждет вашего возвращения домой, к нему.
Эдион вытащил спрятанную под рубашкой цепь. С неё золотым кружевом, напоминающим ягоды ежевики, свисал медальон. Кольцо легко прошло сквозь переплетения золота и закрепилось на медальоне.
Село как влитое.
Эдион взглянул на кольцо.
– Два человека уже погибли из-за того, что мой отец отправил мне это кольцо. Надеюсь, никто больше не разделит их судьбу, – он покосился на Марша, – но у меня плохое предчувствие.
«Боль, страдания и смерть…»
У Марша на лице было крайне странное выражение, но он быстро отвернулся в сторону и принялся снимать куртку и рубашку. Повязка на его плече пропиталась кровью и выглядела неважно. Марш начал было снимать её, но поморщился.
– Позволь мне помочь, – предложил Эдион.
– Я справлюсь, ваше высочество, – ответил Марш, но от его движений рана снова открылась, и свежая кровь уже стекала по груди юноши.
– Это явно не так. А теперь откинься назад и не двигайся. Не вреди себе.
– В моём рюкзаке есть одеяло, – сказал Марш.
Эдион наклонился и вытащил одеяло, сожалея, что сам не догадался захватить одно.
Затем он остановился.
– Вот дерьмо!
– Что такое? – поинтересовался Марш. – Тебя сейчас снова стошнит?
– Нет… я… мне кажется, я сделал большую глупость. Со мной была сумка с вещами. Во всей этой спешке… я совсем про неё забыл. Мне кажется, тому, кто её найдет, не составит труда вычислить хозяина.
И это ещё мягко сказано. В сумке была его лучшая рубашка, с вышитыми инициалами. Если бы Эдион хотел оставить улику, намекающую на личность убийцы помощника шерифа, он бы не смог найти лучшего способа. Он и правда глупец.
Марш мягко улыбнулся.
– Мы все совершаем ошибки, ваше высочество, – сказал он.
Но Эдион почему-то сомневался в том, что Марш был способен на такой глупый промах. Ну что ж, теперь с этим уже ничего не поделаешь.
Эдион расстелил одеяло на влажной от росы земле. Марш заколебался, но, поморщившись от боли, всё же прилёг. Эдион осторожно убрал рубашку юного слуги с его груди, а затем промыл рану Марша с помощью свежего бинта и воды из фляжки юноши.
– Сзади тоже кровоточит? Там точно так же болит.
Эдион осторожно приподнял плечо Марша.
– Крови там нет, но плечо набухло и посинело. – Эдион коснулся синяка, и Марш вскрикнул от боли. – Рана выглядит глубокой. Должно быть, задета кость.
Эдион не спеша промыл кожу вокруг раны. Марш уставился на Эдиона. Их взгляды встретились, сердце Эдиона подскочило к горлу, но затем Марш закрыл глаза. Эдион не возражал. Это позволило ему осмотреть своего нового друга, его красивое лицо, гладкую и мускулистую грудь. Но рана на плече была глубокой. Холивелл сказал, что это всего лишь царапина, но, возможно, Маршу сделалось хуже из-за езды верхом, а возможно, Холивелл солгал, чтобы они смогли удрать.
Теперь дыхание Марша стало ровным и глубоким. Юный слуга заснул. Эдион коснулся пальцами волевого подбородка юноши и положил его голову на одеяло. Когда он посмотрел в сторону, то увидел бутылку с дымом, лежащую на земле рядом с рюкзаком Марша. Неужели он украл её только вчера? Произошедшее уже сейчас казалось нереальным, будто ничего этого на самом деле не случилось, и всё же именно бутылка завела Эдиона в эту переделку. Хотя нет, на самом деле всё началось ещё раньше, с кражи серебряного корабля. Это из-за кораблика его избили и обоссали. Оставили его в лесу, избитого и провонявшего, так что ему пришлось идти в баню, где он и украл дым.
Вспомнив о шатающемся зубе, Эдион поводил языком во рту, но ничего не нашел, ничего не качалось, ничего не отекло, ничего не болело. Он смутно помнил, как после своего пробуждения от демонического сна, почувствовал, что его зуб больше не болит. И это произошло в бане, в потеплевшей воде, в которой он спрятал бутылку с дымом, он думал, что вода сняла боль от побоев.
Неужели это дым излечил его побои и зуб?
Нелепица какая. Эдион бывал в дымных притонах, и дым никогда не излечивал его, от него он лишь чувствовал себя хорошо. А теперь он больше не чувствовал себя хорошо. Может, он и был сыном принца, может, у него и было золотое отцовское кольцо, но он по-прежнему оставался бастардом и вором (причём совершенно никудышным). А ещё он стал убийцей, повинным в двух смертях – смерти Ригана и смерти помощника шерифа. И в ране Марша тоже был виноват он.
«Боль, страдания и смерть». Смерть везде вокруг него.
И Эдион никак не мог отделаться от мысли, что худшее ещё впереди.
Таш
Дорнан, Питория
Таш следовала за Эдионом, Холивеллом и этим третьим парнем большую половину ночи. Они ехали верхом, но девушка бегала быстро. Когда они остановились на привал, Таш подумала было быстро подбежать к ним, схватить бутылку с дымом и сделать ноги. Но остановка была короткой и только лишь из-за того, что Эдиону стало плохо. Разумеется, они хотели оставить как можно больше форы между собой и людьми шерифа. А когда они остановятся, то будут настороже. Так что попытка пробраться в их лагерь чревата опасностью, не стоит шутить с людьми, вооружёнными ножами. Поэтому, когда начало светать, Таш повернула обратно в сторону Дорнана.
Когда она добралась до города, была уже середина утра, и в лесах вокруг Дорнана царила суматоха. Люди шерифа нашли тело и теперь мелькали повсюду, хотя Таш и не видела, чтобы кто-то из них отправился по следам Эдиона.
Девушка вошла в комнату Грэвелла. Там пахло застоявшимся кислым потом. На кровати лежала фигура размером с Грэвелла. Таш подошла к охотнику и потрясла его.
– Просыпайся. У меня есть новости.
Ничего. Грэвелл даже не всхрапнул.
Таш облокотилась на него и начала даже не трясти, а толкать и качать его.
Охотник пёрнул.
Девушка повернулась в сторону его головы.
– Грэвелл, просыпайся!
Грэвелл застонал, затем рыгнул, причём отрыжка вышла такой вонючей, что Таш даже отступила назад. Но она уже не первый раз становилась свидетельницей похмелий Грэвелла, так что она знала, как с ними сладить. Девушка взяла кувшин, наполнила его водой, вернулась к кровати и выплеснула содержимое кувшина ему на голову.
