Для того чтобы сделать такой вывод, необязательно (хотя и желательно) знать все две тысячи языков Африки. Достаточно иметь под рукой описания или учебники нескольких соседних языков, чтобы иметь возможность определить, что представляет собой заново открытое наречие – диалект одного из уже описанных языков или самостоятельную языковую единицу. Как если бы, к примеру, нам предстояло бы определить статус французского, имея под рукой учебники испанского, итальянского и немецкого языков. Этого было бы достаточно, чтобы с лёгкостью установить, во-первых, что речь французов ближе к испанской и итальянской, нежели немецкой, и во-вторых, что при этом она обладает своеобразием, заставляющим придать ей статус самостоятельного языка.
ОПРЕДЕЛИТЬ БЛИЗОСТЬ ЯЗЫКОВ МЕЖДУ СОБОЙ ПОМОГАЕТ СРАВНЕНИЕ 100 CЛОВ ЭТИХ ЯЗЫКОВ ПО СПИСКУ, РАЗРАБОТАННОМУ АМЕРИКАНСКИМ ЛИНГВИСТОМ МОРРИСОМ СВОДЕШЕМ. В НЁМ СОДЕРЖАТСЯ БАЗОВЫЕ ПОНЯТИЯ, ИМЕЮЩИЕСЯ ПОЧТИ В КАЖДОМ ЯЗЫКЕ МИРА: «ГЛАЗ», «СОЛНЦЕ», «ПИТЬ», «МЫ», «БЕЛЫЙ» И ДРУГИЕ.
На небольшом, окружённом полузасушливой степью плато в Западной Африке живёт народ догонов, известных своей причудливой мифологией и удивительными астрономическими познаниями. Их изолированная культура и недоверие к чужакам долгое время не позволяли исследователям сделать удовлетворительные выводы о происхождении и структуре языка догонов. Ещё 30 лет назад, в 80-е годы XX в., учёные затруднялись выдвинуть гипотезы о родственных связях догонского языка. Полевые исследования последних лет произвели буквально взрывной эффект: оказалось, что догоны говорят минимум на двадцати различных, хоть и родственных, языках, большинство из которых взаимонепонимаемы. А один из них, язык бангери-ме, вообще не должен быть отнесён к догонской семье и близких родственников среди языков Африки не имеет.
Нередко подлинные открытия происходят весьма прозаичным образом. Один из российских учёных, работая со знакомым ему информантом в небольшой деревне в Кот-д’Ивуаре, как-то невзначай задал ему вопрос о том, что за люди живут там, за речкой, на соседнем холме. В ответ он услышал, что живут там люди как люди, ничего особенного, но, быть может, уважаемому месье покажется интересным, что они говорят на языке бо. Никакого бо в списках известных науке африканских языков не обнаружилось. Отправившись наутро проверять эту информацию, лингвист действительно обнаружил в соседней деревне неописанный язык, который, видимо, очень скоро появится в энциклопедиях.
Нередко честь открытия языка принадлежит первым исследователям, знакомившимся с Африкой во второй половине XIX или в начале XX в. – колониальным военным, чиновникам и картографам. Когда автор этих строк впервые оказался в удалённой деревеньке в лесах Южной Гвинеи, местные жители с удовольствием сообщили ему, что он второй белый человек, посетивший их места. Первым был французский офицер, более ста лет назад составлявший карту новых владений своей республики. Однако, нанеся на карту очередной народ или населённый пункт, первопроходцы вовсе не имели целью исследовать обнаруженные языки, оставляя это удовольствие профессиональным лингвистам с горящими глазами и диктофоном в руке. Языков, о которых известно только их название, и то нередко искажённое, в Африке по-прежнему очень много.
Из двух тысяч лишь 100–200 языков Африки могут похвастаться качественными, подробными словарями и грамматическими описаниями. Ещё для нескольких сотен имеются короткие словарики или очерки, написанные людьми, подчас не имевшими к языкознанию никакого отношения, в основном христианскими миссионерами, стремившимися не столько изучить язык с научной точки зрения, сколько облегчить своим последователям проповедь Божьего слова для местной паствы. Все остальные языки, даже если мы знаем их названия и можем показать их на карте, остаются неизученными и ждут своих первооткрывателей.
Идёт работа над изучением недавно обнаруженного языка зиало, Гвинея
Подарить миру новый язык – золотая мечта любого лингвиста. Ещё лучше, если этот язык окажется изолированным, то есть не будет иметь никаких видимых родственников среди уже изученных языков, или обладает какими-нибудь уникальными звуками, причудливыми грамматическими особенностями.
Языковеда обычно представляют себе в виде бледного, взъерошенного человека в очках, проводящего дни и ночи за своим рабочим столом в неравной битве с небоскрёбами словарей и учебников. Языковед-африканист не таков. Это хронически загорелый, готовый ко всему человек, прошедший с карандашом и блокнотом через пустыни, болота и джунгли. Он жил в тростниковых хижинах, вброд пересекал Оранжевую реку и вытаскивал из непроходимых, заселённых нильскими крокодилами болот междугородные микроавтобусы вместе с полусотней других пассажиров. Его кусала зелёная мамба, пытали чиновники на границе непризнанного государства Пунтленд, за ним охотились десятки самых изысканных тропических заболеваний. Иногда он питался ямсом и маниоком, но чаще сушёными насекомыми, запивая их терпким пальмовым вином. Но всё это время он с упорством, достойным, с точки зрения местных жителей, лучшего применения, записывал стословные списки Сводеша и анкетировал всё новых информантов в попытке выжать из них языковой материал. Африканист знает: крупнейшее, самое упоительное открытие ждёт его не в библиотеке, а «в поле».
Ведь даже в нашем, XXI в. на лингвистической карте Африки остаются белые пятна или пятнышки, заштриховывать которые посчастливится сегодняшним, а может быть, и завтрашним поколениям. Каждые два-три года список языков Африки пополняется новыми диковинными названиями, и можно только догадываться, сколько таких загадок ещё хранят непроходимые джунгли и необъятные саванны Чёрного континента.
ЧЕТЫРЕ ВЕЛИКИХ ПРЕДКА
Многообразие африканских языков часто объясняют тем, что именно Африка была колыбелью современного человека и, следовательно, именно здесь мог зародиться первопредок всех языков земного шара.
Всё побережье от Красного моря и вплоть до мыса Доброй Надежды… – это всё один язык; а от мыса Доброй Надежды и до островов Зелёного Мыса говорят на другом языке.
А. Корсали. 1518 г.
О путях появления и развития языка человека продолжают ожесточённо спорить. Известно, что звуковые сигналы других млекопитающих, в том числе ближайших родственников человека – таких как шимпанзе, – не могут считаться полноценной языковой системой. Этому мешают как строение органов речи (знаменитая «опущенная гортань» из всех приматов присуща только человеку), так и, в первую очередь, недостаточный уровень развития сознания. Правда, попытки искусственным путём обучить человекообразных жестовому языку после десятилетий работы привели к неплохим результатам – шимпанзе обучились даже строить простейшие фразы, однако все эти фразы оказались весьма однотипными, и дальше бытовых просьб дело не пошло.
Некоторые учёные полагают, что ключ кроется в отсутствии у обезьян так называемого кооперативного сознания – они хорошо формулируют такие сигналы, как «дай мне банан», но не могут, например, обратить внимание собеседника на что-то, что может заинтересовать его, или предложить ему что-либо. Даже крики, издаваемые человекообразными во время групповой охоты, имеют целью не помочь другим членам стаи, а скорее сигнализировать о своей претензии на часть добычи. Взаимопомощь и кооперация между индивидами стала, вероятно, одним из ключевых факторов появления человеческого общества и его основных атрибутов, в том числе и языка.
