Крупнейшие случаи гиперинфляции
Впрочем, китайские бумажные деньги продолжают удивлять и сегодня. Помимо весьма твёрдых в финансовом отношении валют – юаня КНР, тайваньского и гонконгского долларов и патаки Макао, – в Китае массово практикуется оборот «адских денег» или «денег для мёртвых», предназначенных для сжигания при прощании с умершими. На пополнение текущих счетов в банках потустороннего мира работает целая индустрия, печатающая в огромных количествах юани, доллары и евро. На банкнотах изображают повелителя царства тьмы – Нефритового императора и его дворец. Номинал может достигать и миллиарда, и инфляция таким деньгам не страшна. Впрочем, загробный мир тоже идёт в ногу со временем: в КНР сегодня ширится использование «адских» чековых книжек и кредитных карточек. Можно твёрдо предсказать: «адский биткойн» (см. Документ № 98) уже не за горами.
Документ № 31
Берестяная грамота (ок. 1025 г.)
• лучшие свидетельства о повседневной жизни Древней Руси
• высокий уровень грамотности древнерусских городов
• первая русская республика
26 июля 1951 г. советский археолог Артемий Арциховский стоял на недавно раскопанной мостовой Холопьей улицы древнего Новгорода. На его дрожащей ладони лежал небольшой свиток бересты, только что подобранный одной из работниц на настиле мостовой XIV в., и когда наконец он смог вымолвить хоть слово, сотрудники археологической экспедиции услышали:
«Я этой находки ждал двадцать лет!»
Арциховский хорошо знал, что этому свитку суждено будет перевернуть одновременно историю, археологию и филологию Древней Руси. С тех пор в Новгороде и других городах найдено уже 1200 берестяных грамот, но тот день 26 июля навсегда останется датой начала новой эпохи в исследовании нашего прошлого.
До этого дня историю Руси можно было изучать по немногочисленным летописям, зарубежным хроникам, совсем редким художественным произведениям. Но о чём пишут летописи и хроники? Междоусобные войны, набеги кочевников, военные походы и эпидемии («моровые поветрия»). В отличие от них, берестяные грамоты Новгорода открывают нам настоящую историю – повседневную жизнь наших предков, их мысли, события их частной жизни, трудовые будни и любовные истории.
Одна из грамот мальчика Онфима
«Я посылала к тебе трижды. Что за зло ты против меня имеешь, что в эту неделю ко мне не приходил? А я к тебе относилась как к брату! Неужели я задела тем, что посылала к тебе? А тебе, я вижу, не любо. Если бы тебе было любо, то ты бы вырвался из-под людских глаз и примчался… Пусть даже я тебя по своему неразумию задела, если ты начнёшь надо мною насмехаться, то суди тебя Бог и моя худость».
Большинство грамот, впрочем, демонстрируют уверенную победу бизнеса над романтикой: это сообщения о посланных товарах и уплаченных (или не уплаченных) деньгах, которые в Новгороде существовали в виде серебряных слитков, обрезков иностранных монет или меховых шкурок. Столица крупнейшего государства Европы в то время (XI–XIV вв.) была и крупным торгово-промышленным центром, купцы которого вели обширную торговлю от Ирана и Хорезма до Англии и Швеции. Торговали всем, включая и людей: одно из писем просит адресата «прислать гривну за девку», а другое сообщает о «покупке рабыни во Пскове». Поражает и масштаб банковских операций: грамота перечисляет клиентов новгородского ростовщика, география деятельности которого простиралась во все стороны на сотни километров от города. Деловая атмосфера пульсирует в текстах грамот всех пяти столетий их использования (1025–1500).
К личным отношениям новгородцы тоже относились весьма прагматично: найдено лаконичное приглашение на свидание «Будь в субботу ко ржи или подай весть», на которое так и тянет ответить «Ок» в стиле смс-переписки. Да и официальные брачные предложения тоже делались на бересте, причём подчас с чисто предпринимательской прямотой и логикой:
«Пойди за меня. Я тебя хочу, а ты меня».
(Пикантности добавляет тот факт, что эта грамота была найдена при рытье котлована для новгородского Дворца бракосочетаний.)
Древнейшие из известных нам грамот извлечены из мостовых начала XI в., и их сохранность сама по себе является чудом. Влажная болотистая почва Новгорода оказалась прекрасным хранилищем, где нацарапанные на берёзовой коре буквы без потерь пролежали сотни лет в ожидании своего часа. Обычно бересту просто выкидывали за ненадобностью прямо во дворе дома или на улице после прочтения – слава богу, шредеров в то время ещё не придумали.
Грамотность простого новгородца XI–XII вв. тоже выглядит как минимум удивительной для нас, привыкших со школьного курса к понятию «неграмотный народ» времён Пушкина и Некрасова. Берестяные грамоты доказывают, что ещё за 800 лет до рождения Некрасова граждане были грамотными практически поголовно. Авторами большинства записок являются простые люди, повседневные хлопоты которых были теми же, что и у нас:
«От Игната к Климяте. Возьми у Душилы Фоминича три с половиной гривны и купи шубу чермничную [красную] женскую».
Эти люди прошли мимо летописей, им не ставили памятников, о них не слагали былин. Даже простонародные имена их кажутся нам диковинными – Душила, Братонежко, Дристлив, Ревята, Дрочило, Доброшка или Смолиг (и кто-то ещё сетует, что нынешних младенцев именуют как попало!). На клочках бересты наши предки сходились и ссорились, зазывали друг друга в гости, умоляли и угрожали, слали междугородние письма в Торжок, Старую Руссу и даже Москву (которая в ранних грамотах называется Кучково). На бересте записывались завещания, молитвы, любовные заговоры и даже загадки, одну из которых предлагается отгадать тем из уважаемых читателей, что знакомы с Ветхим Заветом:
«Есть град между небом и землёю, а к нему едет посол без пути, сам немой, везёт грамоту неписаную».
В Новгороде существовали целые школы, на месте одной из которых были найдены знаменитые ныне берестяные ученические тетради 7-летнего первоклашки Онфима. Помимо азбуки и диктантов из Священного Писания, он изображал на бересте и более увлекательные штуки – рисовал неведомых чудищ (с подписью «Я зверь»), а также себя самого – в виде всадника с копьём, пронзающим врага. Юность Онфима пришлась на середину XIII в., так что реализовать свою мечту ему наверняка удалось очень скоро – с ливонскими или шведскими рыцарями он наверняка сражался в первых рядах, по правую руку от Александра Ярославича Невского.
