— Ой! — воскликнула она.
— Ты чему удивляешься? — улыбнулся он.
— Что я жива. Я думала, что в эту ночь нас не будет.
— На сей раз Бог миловал.
Она ложилась спать с мыслью, что это произойдет. Она боялась, что их любовный роман закончится, и понимала, что у него нет будущего. Для него оставить жену означало бы политический крах; такой шаг ради темнокожей женщины немыслим. В любом случае он не хотел оставлять Джеки — он любил ее и их детей. Он был счастлив в браке. Мария — его любовница, и когда она надоест ему, он избавится от нее. Иногда она чувствовала, что предпочла бы умереть, прежде чем такое произойдет — особенно если бы смерть наступила, когда она лежала рядом с ним в постели, от вспышки ядерного взрыва, в результате которого все будет уничтожено, прежде чем они поймут, что произошло.
Ничего подобного она не говорила: ее роль в том, чтобы радовать его, а не печалить. Она села, поцеловала его в ухо, посмотрела через плечо на газету, взяла чашку из его руки и отпила кофе. Несмотря ни на что, она была рада, что еще жива.
Он не упоминал об ее аборте, словно забыв об этом. Она никогда не заводила разговор на эту тему. Она позвонила Дейву Пауэрсу и сказала, что беременна. Дейв дал ей номер телефона и сказал, что позаботится о гонораре врача. Президент единственный раз говорил об этом, когда позвонил ей после процедуры. У него на уме были большие заботы.
Мария думала сама поднять вопрос, но потом быстро решила этого не делать. Как Дейв, она хотела защитить президента от забот, не возлагать на него лишнее бремя. Она чувствовала, что это правильное решение, хотя она не могла не сожалеть и даже не испытывать обиду, что не могла поговорить с ним о столь важном.
Она боялась, что секс будет болезненным после процедуры. Однако когда Дейв попросил ее прийти в резиденцию накануне вечером, ей так не хотелось отказываться от приглашения, что она решила рискнуть. И все получилось хорошо, даже отлично.
— Мне, пожалуй, пора, — сказал президент. — Сегодня утром я пойду в церковь.
Он уже собирался встать, когда зазвонил телефон у кровати. Он взял трубку.
— Доброе утро, Мак, — произнес он.
Мария догадалась, что он разговаривает с Макджорджем Банди, советником по национальной безопасности. Она вскочила с кровати и пошла в ванную.
Президенту часто звонили утром, когда он еще лежал в постели. Мария полагала, что люди либо не знали, либо их не интересовало, один ли он. Чтобы не ставить президента в неловкое положение, она предпочитала удалиться во время таких разговоров на тот случай, если они были сугубо конфиденциальными.
Она выглянула из ванной, когда он вешал трубку.
— Потрясающая новость, — сказал он. — Московское радио сообщило, что Хрущев демонтирует ракеты на Кубе и отправляет их обратно в СССР.
Мария сдержала себя, чтобы не закричать от радости.
— Ты спас мир, Джонни, — сказала она.
Он задумался и через минуту проговорил:
— Полагаю, что да.
* * *
Таня стояла на своем балконе, облокотившись на перила из кованого железа, глубоко вдыхая влажный гаванский утренний воздух, когда внизу подъехал «бьюик» Паза, полностью перегородив узкую улицу. Он выскочил из машины, посмотрел наверх, увидел ее и закричал:
— Ты предала меня!
— Что? — поразилась она. — Как?
— Ты знаешь.
По натуре он был вспыльчив и непостоянен, но она не видела его таким рассерженным и даже обрадовалась, что он не поднялся в квартиру. В то же время она не могла понять, в чем причина его гнева.
— Я не выдавала никаких тайн и не спала с другим мужчиной, — сказала она. — Так что я не предавала тебя.
— Тогда почему они демонтируют ракетные пусковые установки?
— Вот как? — Если это правда, значит, кризис миновал. — Ты уверен?
— Не притворяйся, будто ты не знаешь.
— Я не притворяюсь. Но если это правда, мы спасены. — Краем глаза она заметила, что соседи открывают окна и двери, чтобы понаблюдать за происходящей ссорой с нескрываемым любопытством. Она не обращала на них внимания. — Почему ты сердишься?
— Потому что Хрущев заключил сделку с янки и не посоветовался с Кастро!
Соседи неодобрительно зашумели.
— Конечно, я не знала, — с раздражением сказала она. — Ты можешь представить себе, чтобы Хрущев говорил со мной о таких вещах?
— Он прислал тебя сюда.
— Не он лично.
— Он разговаривает с твоим братом.
— Ты и вправду считаешь, что я в некотором роде специальный эмиссар Хрущева?
— Зачем, как ты думаешь, я месяцами ходил с тобой повсюду?
Более спокойным голосом она ответила:
— Я думала, что нравлюсь тебе.
Женщина, слушающая их, издала сочувственные воркующие звуки.
— Тебе здесь больше нечего делать, — закричал он. — Собирай свой чемодан и немедленно уезжай с Кубы. Сегодня же!
С этими словами он вскочил в машину, и она с ревом сорвалась с места.
— Приятно было познакомиться, — буркнула Таня.
* * *
Тот вечер Димка и Нина отпраздновали в баре недалеко от ее дома.
Димка твердо решил больше не думать о своем тревожащем разговоре с Натальей, который ничего не менял. Он отодвинул ее в потаенные уголки своего сознания. У них было мимолетное увлечение, и оно закончилось. Он любил Нину, и ей предстояло стать его женой.
Он купил пару бутылок некрепкого отечественного пива и сел рядом с ней на скамейку.
— Мы скоро поженимся, — с нежностью обратился он к ней. — Я хочу, чтобы у тебя было красивое платье.
— Я не хочу много шума, — сказала она.
— Я тоже, но это может стать проблемой, — нахмурился Димка. — Из моего поколения я первый, кто вступает в брак. Моя мать, дед и бабушка захотят пригласить много гостей. А как насчет твоих родственников? — Он знал, что отец Нины погиб на войне, но у нее еще были мать и брат, младше ее на два года.
— Надеюсь, будет достаточно, если придет только мать.
Мать Нины жила в Перми, почти в полутора тысячах километров от Москвы. Но что-то подсказало Димке: Нина не очень хочет, чтобы мать приезжала.
— А как же твой брат?
— Ему придется брать увольнительную, но я не знаю, дадут ли ему. — Брат Нины служил в армии. — Я не имею представления, где его часть. Может быть, на Кубе, насколько мне известно.
— Я выясню, — заверил ее Димка. — Дядя Володя наведет справки по своим каналам.
— Не стоит особенно утруждать себя.
— Отчего же? Вероятно, это будет моя единственная свадьба.
