Он разговаривал по телефону со своей сестрой Ребеккой, и она настаивала, чтобы он приехал в Гамбург и жил с ней и ее мужем, но он поблагодарил ее и отказался. Он не мог заставить себя уехать из Берлина, пока Каролин еще находилась на Востоке.
Мучительно скучая по ней, неделей позже он пошел со своей гитарой в фольклорный клуб «Миннезингер», где познакомился с ней два года назад. При входе висело объявление, что в понедельник клуб закрыт, но дверь была открыта, и он вошел.
Занимаясь подсчетами в гроссбухе, в баре сидел молодой ведущий программы и владелец клуба Дании Хаусман.
— Я помню тебя, — сказал он. — «Близнецы Бобси». Вы отлично пели. Почему вы ни разу не появились?
— Полицейские сломали мою гитару, — объяснил Валли.
— Но сейчас у тебя, как я вижу, другая.
Валли кивнул.
— Но я потерял Каролин.
— Что ж ты так? Она хорошенькая девчонка.
— Мы оба жили на Востоке. Она еще там, а я смылся.
— Как?
— На фургоне через заградительные барьеры.
— Так это был ты? Читал в газетах. Ловко получилось, что и говорить! Но почему ты не взял ее с собой?
— Мы договаривались, но она не пришла.
— Скверно. Выпить хочешь? — Дании зашел за стойку.
— Спасибо. Я хочу вернуться за ней, но теперь меня разыскивает полиция как подозреваемого в совершении убийства.
Дании налил два бокала пива.
— Коммунисты подняли большой шум вокруг этого дела. Они обвиняют тебя в насильственном преступлении.
Они также потребовали экстрадиции Валли. Правительство Западной Германии отказалось, заявив, что пограничник стрелял в гражданина Германии, который хотел проехать с одной улицы Берлина на другую, и ответственность за смерть лежит на неизбранном восточногерманском режиме, который незаконно лишил свободы свое население.
Разумом он не считал, что совершил проступок, но сердцем не мог смириться с мыслью, что убил человека.
— Если я перейду границу, они арестуют меня.
— Как пить дать.
— И все же я не знаю, почему Каролин не пришла.
— И ты не можешь вернуться, чтобы задать ей этот вопрос. Если только…
Валли навострил уши:
— Если только что?
Данни немного помолчал.
— Ничего.
Валли поставил свой бокал. Он не хотел упускать случая.
— Ну, давай, что если?
Дании задумчиво сказал:
— Из всех жителей Берлина я стал бы доверять только тому, кто убил восточногерманского пограничника.
Это просто сводило с ума.
— Что ты темнишь?
Данни все еще не решался.
— Так, слышал кое-что.
Если он только слышал кое-что, он не стал бы так скрытничать, подумал Валли.
— Что ты слышал?
— Можно вернуться, минуя КПП.
— Как?
— Не могу сказать.
Валли разозлился. Данни словно водил его за нос.
— Тогда какого хрена ты заговорил об этом?
— Остынь. Сказать я не могу, но отведу тебя к одному человеку.
— Когда?
Данни подумал немного и ответил вопросом на вопрос:
— Ты хочешь вернуться туда сегодня? А сейчас хочешь?
Валли испугался, но не колебался.
— Да. Но почему такая спешка?
— Чтобы ты не успел никому разболтать. Они не то чтобы профессионалы в обеспечении скрытности, но и не круглые дураки.
Он говорил об организованной группе. Это казалось многообещающим. Валли встал с барного стула.
— Можно я оставлю здесь свою гитару?
— Я уберу ее. — Дании взял инструмент в чехле и закрыл его в шкафу, где лежали другие инструменты и усилители. — Пойдем, — сказал он.
Клуб находился неподалеку от Курфюрстендамм. Дании запер дверь, и они пошли к ближайшей станции метро. Данни заметил, что Валли хромает.
— В газетах писали, что тебя ранили в ногу.
— Да. Болит ужасно.
— Думаю, тебе можно доверять. Тайный агент Штази не пойдет на то, чтобы простреливать себе ногу.
Валли не знал, то ли радоваться, то ли дрожать от страха. Неужели он сможет вернуться в Восточный Берлин — сегодня? Это казалось несбыточной надеждой. И в то же время он ужасно боялся. В Восточной Германии еще существовала смертная казнь. Если его поймают, ему, вероятно, отрубят голову на гильотине.
Валли и Данни поехали на метро через весь город. Валли вдруг пришло в голову, что это могла быть западня. У Штази наверняка есть агенты в Восточном Берлине, и владелец «Миннезингера» мог быть одним из них. Неужели они станут прилагать столько усилий, чтобы поймать Валли? Это такая морока, но, зная, какой мстительный Ганс Гофман, Валли допускал такую возможность.
В вагоне метро Валли исподволь наблюдал за Данни. Мог ли он быть агентом Штази? Трудно себе это представить. Данни лет двадцать пять, у него длинноватые волосы, причесанные вперед по последней моде. Носит ботинки без шнурков с заостренными носами. Его клуб пользуется успехом. Он чересчур беззастенчив, чтобы быть полицейским.
С другой стороны, на своем месте он идеально подходил, чтобы держать под наблюдением антикоммунистически настроенных молодых людей в Западном Берлине. Вероятно, большинство из них приходили в его клуб. Он должен знать почти каждого студенческого лидера в Западном Берлине. Интересовалась ли Штази, что делают такие молодые люди?
Конечно, интересовалась. Там были одержимые люди, как средневековые священники, охотившиеся на ведьм.
И все же Валли не мог упустить возможность еще раз поговорить с Каролин.
Он непременно будет начеку.
Солнце садилось, когда они вышли из метро в районе, который назывался Веддинг. Они пошли на юг, и Валли сразу сообразил, что они направляются к Бернауэр-штрассе, где бежала на Запад Ребекка.
Улица изменилась, как он увидел в затухающем дневном свете. На южной стороне вместо заграждения из колючей проволоки появилась бетонная стена; и здания на коммунистической стороне сносились. На свободной стороне, на которой находились Валли и Дании, улица казалась опустевшей. У магазинов на первом этаже в многоквартирных домах был заброшенный вид. Валли догадался, что никто не хотел жить так близко к стене, отвратительно для глаз и для сердца.
Данни провел его к тыльной стороне одного из зданий, и они вошли внутрь через черный ход заброшенного магазина. Видимо, раньше это был продуктовый магазин, потому что на стенах сохранилась эмалевая реклама консервированного лосося и кока-колы. А сейчас магазин и комнаты вокруг него были завалены кучами рыхлой земли, между ними оставался узкий проход. Валли пытался понять, что здесь происходит.
