Другими словами, подумал Джордж, угроза негритянских волнений служит гарантией соблюдения соглашения. Ему не нравилась такая перспектива, но избежать ее будет нелегко.
Слово взял Берк Маршалл. Он считал соглашение своим детищем.
— Если соглашение будет сорвано, — уныло сказал он, — негры станут…
Президент закончил фразу:
— Неуправляемыми.
Маршалл добавил:
— И не только в Бирмингеме.
В комнате наступила тишина — все начали размышлять над перспективой аналогичных беспорядков в других американских городах.
— Что сейчас делает Кинг? — спросил президент Кеннеди.
— Летит обратно в Бирмингем, — ответил Джордж. Он узнал об этом перед отъездом из «Гастона». — Сейчас, я уверен, он обходит церкви и убеждает народ с миром разойтись по домам после службы и не выходить сегодня вечером на улицы.
— Они послушают его?
— Да, если опять не начнут кидать бомбы и если национальных гвардейцев заставят прекратить бесчинства.
— Как мы можем гарантировать это?
— Могли бы вы разместить войска не в Бирмингеме, а в окрестностях города? Тем самым вы продемонстрируете поддержку соглашения. Коннор и Уоллес будут знать, что если они позволят себе какие-нибудь вольности, то поплатятся властью. А у белых не будет шанса увильнуть от соблюдения соглашения.
Некоторое время они обсуждали это предложение и решили принять его.
Джордж и небольшая группа перешли в Зал Кабинета, чтобы подготовить проект заявления для прессы. Секретарь президента напечатала его. Пресс-конференции обычно проводились в отделе Пьера Сэлинджера, но сегодня собралось так много репортеров и телевизионщиков, что там все они не могли поместиться, к тому же стоял теплый летний вечер, поэтому заявление было оглашено в Саду роз. Джордж наблюдал, как вышел президент Кеннеди и обратился к представителям мировой прессы:
— Бирмингемское соглашение было и остается справедливой договоренностью. Федеральное правительство не позволит, чтобы его саботировала горстка экстремистов с той или другой стороны.
Два шага вперед, шаг назад и еще два вперед, подумал Джордж. Мы делаем успехи.
Глава двадцать третья
У Дейва Уильямса были планы на субботний вечер. Три девочки из его класса собирались пойти в «Джамп-клуб» в Сохо. Дейв и еще двое парней как бы невзначай сказали, что они там встретятся с ними. Одна из девушек была Линда Робертсон. Дейв думал, что он ей нравится. Про него говорили, что он тупой, потому что учился хуже всех в классе, но он толково говорил с Линдой о политике, поскольку разбирался в ней благодаря своей семье.
Дейв собирался надеть новую рубашку с необычайно длинными концами у воротника. Он хорошо танцевал. Даже его приятели признавали, что он в стильной манере танцует твист. Он считал, что у него есть шанс закрутить роман с Линдой.
Дейву уже исполнилось пятнадцать лет, но, к его досаде, большинство девушек его возраста предпочитали старших парней. Он все еще морщился, когда вспоминал, как более года назад он шел по пятам за Бип Дьюар, надеясь сорвать у нее поцелуй, и увидел ее в страстных объятиях с восемнадцатилетним Джаспером Мюрреем.
В субботу утром дети Уильямсы пошли в кабинет отца за карманными деньгами. Иви, которой было семнадцать лет, получила фунт, а Дейв — десять шиллингов. Часто, как викторианским беднякам, им сначала приходилось выслушивать нотацию. Сегодня Иви получила деньги и была отпущена, а Дейву было велено остаться. Когда дверь закрылась, его отец Ллойд сказал:
— Ты не сдал экзамен.
Дейв это знал. За десять лет учебы в школе он не написал ни одной контрольной работы.
— Извини, — сказал он. Ему не хотелось спорить, ему хотелось взять деньги и уйти.
Отец сидел в клетчатой рубашке и кардигане, своей утренней субботней одежде.
— Но ты же не глуп.
— Учителя считают, что я тупой.
— Я не верю. Ты способный, но лентяй.
— Я не лентяй.
— Тогда кто ты?
Дейв не мог ответить. Он читал медленно, но хуже всего то, что всегда забывал, что прочитывал, сразу как переворачивал страницу. Он еще плохо писал: когда он хотел написать «bread», его ручка выводила «beard», и он не замечал разницы. Орфография у него была ужасной.
— У меня отличные отметки по устному французскому и немецкому, — сказал он.
— Это только доказывает, что ты можешь, если захочешь.
Совсем ничего не доказывало, но Дейв не знал, как объяснить такой факт.
Ллойд продолжал:
— Я долго и упорно размышлял, что же делать, и мы с твоей матерью бесконечно говорим об этом.
Для Дейва это прозвучало зловеще. Чего они там удумали?
— Ты уже взрослый, чтобы тебя шлепать, и в любом случае мы никогда не прибегали к физическому наказанию.
Это правда. Большинству парней давали затрещину, если они себя плохо вели, но мать Дейва уже много лет не поднимала на него руку, а отец — никогда. Что сейчас встревожило Дейва, так это слово «наказание». Ясно, что оно неотвратимо.
— Единственно, о чем я могу подумать, чтобы заставить тебя сосредоточиться на учебе, это лишить тебя довольствия.
Дейв не мог поверить своим ушам.
— Что значит лишить?
— Я не буду давать тебе денег, пока не увижу улучшения в учебе.
Дейв такого не ожидал.
— Но как же я буду ездить по Лондону?
И покупать сигареты, и как я попаду в «Джамп-клуб», в панике подумал он.
— В школу же ты ходишь. Если ты захочешь пойти еще куда-нибудь, тебе нужно будет лучше заниматься.
— Я не могу так жить!
— Тебя кормят, у тебя полон шкаф одежды, у тебя мало в чем будет недостаток. Просто помни, что, если ты будешь плохо учиться, у тебя никогда не будет денег на развлечения.
Дейва переполняло возмущение. Его планы на вечер были сорваны. Он чувствовал себя беспомощным, как младенец.
— Это все?
— Да.
— Тогда я напрасно трачу тут время.
— Ты слушаешь отца, который пытается направить тебя на путь истинный.
— Это без разницы, — сказал Дейв и вышел, хлопнув дверью.
Он снял свою кожаную куртку с вешалки в коридоре и вышел из дома. Стояло теплое весеннее утро. Что ему делать? Он собирался днем встретиться с друзьями на площади Пикадилли, пройтись по Денмарк-стрит и посмотреть гитары, выпить пинту пива в пабе, а затем вернуться домой и надеть модную рубашку.
В кармане у него было немного мелочи — достаточно на пинту пива. Как раздобыть деньги на вход в «Джамп-клуб»? Может быть, заработать? Но кто возьмет его так сразу? Некоторые из его друзей подрабатывали в субботу или воскресенье в магазинах и ресторанах, когда по выходным требовались дополнительные руки. Он подумал, а не зайти ли в какое-нибудь кафе и наняться мойщиком посуды на кухне. Стоило попробовать. И он направил шаги в сторону Уэст-Энда.
