Ганс просунул руку под струны и попытался прощупать, нет ли чего-нибудь внутри.
— Осторожно, — воскликнул Валли.
Верхняя струна со звоном лопнула.
— Это нежный музыкальный инструмент, — в отчаянии проговорил Валли.
Из-за струн Ганс не мог дальше просунуть руку.
— У кого — нибудь есть нож? — спросил он.
Сержант засунул руку в куртку и достал нож с широким лезвием, который, как предположил Валли, не был табельным оружием.
Ганс попытался обрезать струны лезвием, но они оказались прочнее, чем он думал. Ему удалось перерезать вторую и седьмую струны, но более толстые не поддавались.
— Внутри ничего нет, — взмолился Валли. — Это очевидно, потому что она не тяжелая.
Ганс посмотрел на него, улыбнулся, а потом острием ножа сильно ударил по резонатору у основания грифа.
Лезвие пронзило дерево, и Валли вскрикнул от боли.
Довольный такой реакцией, Ганс продолжил всаживать нож в гитару. Поверхность резонатора ослабла, и натянутые струны вырвали гриф с частью искромсанной древесины из корпуса инструмента. Ганс довершил ломку, вскрыв внутреннюю часть, как пустой гроб.
— Никакой пропаганды, — сообщил он. — Поздравляю, за тобой вины нет.
Он отдал разломанную гитару Валли, и тот взял ее.
Сержант с ухмылкой отдал им удостоверения личности.
Каролина взяла Валли за руку и потянула за собой.
— Давай уйдем скорее отсюда, — негромко произнесла она.
Валли позволил увести себя. Он не представлял, куда идет, и не переставая плакал.
Глава четвертая
Джордж Джейкс сел в автобус компании «Грейхаунд» в Атланте, штат Джорджия, в воскресенье 15 мая 1961 года, в День матери.
Ему было страшно.
Мария Саммерс села рядом с ним. Они всегда сидели вместе. Так уж повелось: каждый считал, что незанятое место рядом с Джорджем предназначалось Марии.
Чтобы скрыть нервозность, он завел с ней разговор:
— Так какое впечатление у тебя сложилось о Мартине Лютере Кинге?
Кинг возглавлял Конференцию христианских лидеров Юга, одну из наиболее значительных групп борцов за гражданские права. За день до этого они встречались с ним на ужине в одном из ресторанов Атланты, владельцами которых были негры.
— Он удивительный человек, — сказала Мария.
Джордж не был склонен высказываться столь категорично.
— Он говорил замечательные вещи о рейсе свободы, но его нет среди нас в автобусе.
— Поставь себя на его место, — возразила Мария. — Он лидер различных групп, выступающих за гражданские права. Генерал не может быть рядовым солдатом в каком-нибудь полку.
Джордж не расценивал этот факт с такой точки зрения. Мария — очень рассудительная женщина.
Джорджу она очень понравилась. Он сожалел, что ему не представлялся случай побыть наедине с ней. Люди, в чьих домах участники рейса свободы останавливались, были уважаемые темнокожие граждане, и многие из них — добропорядочные христиане, которым не понравилось бы, чтобы их комнаты для гостей служили местом для обжимания. А Мария, по всей своей привлекательности, сидя рядом с Джорджем, ничего не делала, кроме как разговаривала с ним и смеялась, когда он шутил. Она ни разу не позволила себе ничего такого, что говорит, что женщина хочет большего, чем просто дружеских отношений Она не касалась его локтя, не бралась за руку, предложенную, когда выходила из автобуса, не прижималась к нему в толпе. Она даже могла быть девственницей в свои двадцать пять лет.
— Ты долго говорила с ним, — заметил он.
— Не будь он проповедником, я бы подумала, что он клеится ко мне, — призналась она.
Джордж не знал, что ответить на это. Он не удивился бы, если бы проповедник начал заигрывать с девушкой, такой очаровательной, как Мария. Но с мужчинами она сама наивность, подумал он.
— Я разговаривал с ним.
— И что же он тебе сказал?
Джордж задумался. Как раз слова Кинга испугали его. Во всяком случае, Джордж решил сказать Марии: она имела право знать.
— Он считает, что в Алабаме у нас могут возникнуть неприятности.
Мария побелела.
— Он правда сказал это?
— Он так и сказал.
Теперь им обоим стало страшно.
Автобус отъехал от автостанции.
Первые дни Джордж опасался, что рейс свободы пройдет слишком мирно. Обычные пассажиры не реагировали на то, что темнокожие сидели не на тех местах, и иногда подпевали им. Ничего не происходило, когда участники акции на остановках игнорировали надписи «только для белых» или «черных». В некоторых городах такие указатели даже закрасили. Джордж думал, что сторонники сегрегации выработали удачную тактику. Все было тихо и спокойно, и в прессе никакого шума, и цветных участников поездки вежливо обслуживали в ресторанах для белых. Каждый вечер они сходили с автобусов и проводили встречи с общественностью, без каких — либо инцидентов, обычно в церквях, а на ночь останавливались у своих сторонников. Но Джордж был уверен, что после их отъезда в городах снова появятся таблички и сегрегация будет как и прежде, и тогда рейс свободы обернется пустой тратой времени.
Парадоксальность ситуации была поразительной. Сколько Джордж помнил себя, он всегда оскорблялся и возмущался, когда ему внушали, иногда намеками, а иногда открыто, что он человек низшей расы. И это при том, что он был умнее, чем 99 процентов белых американцев. Не говоря уже о том, что он был прилежный, вежливый и хорошо одевался. На него с презрением смотрели некрасивые белые люди, слишком тупые или ленивые, чтобы выполнять какую — либо более сложную работу, чем разливать напитки или заправлять бензином машины. Он не мог зайти в универмаг, занять место в ресторане или подать заявление на работу без мысли, что на него не станут обращать внимания, скажут, чтобы он ушел, или откажут из — за цвета его кожи. Он кипел от негодования. Но сейчас, как ни парадоксально, его разочаровывало, что этого не происходило.
Между тем Белый дом был в смятении. Когда шел третий день путешествия, министр юстиции Роберт Кеннеди выступил с речью в Университете Джорджии, обещая добиться установления гражданских прав на Юге. А тремя днями позже, его брат — президент дал задний ход, отказавшись поддержать два законопроекта о гражданских правах.
Неужели вот так сторонники сегрегации одержат победу, думал Джордж? Без конфронтации все вернется на круги своя?
Но нет. Мир длился всего четыре дня.
На пятый день поездки одного из их числа посадили за решетку за то, что он настаивал на своем праве на чистку обуви.
Акты насилия начались на шестой день.
Жертвой стал Джон Льюис, студент-теолог. Хулиганы напали на него в туалете для белых в Рок — хилле, штат Южная Каролина. Льюис не сопротивлялся, когда его били руками и ногами. Джордж не видел происходившего, что, вероятно, было к лучшему, поскольку он не стал бы проявляться гандистскую сдержанность, как Льюис.
