Весь вечер он хранил эту жгучую тайну. На следующий день во время большой перемены он пошел к директору, старому Плешаку.
В его кабинете Дейв испытывал страх. Когда он учился в младших классах, его здесь наказали розгой за то, что он бегал по коридору.
Он объяснил ситуацию и сослался на то, что якобы ему не удалось по времени попросить отца написать записку.
— Мне кажется, что тебе нужно сделать выбор между хорошим образованием и поп-музыкой, — сказал мистер Фербелоу, произнеся слово «поп-музыка» с гримасой отвращения. Словно его попросили съесть банку холодного собачьего корма.
Дейв хотел сказать: «Вообще-то мое желание — быть сутенером», но у Фербелоу как отсутствовали волосы на голове, так и чувство юмора.
— Вы сказали моему отцу, что я провалюсь на всех экзаменах и меня выгонят из школы.
— Если ты в ближайшее время не станешь лучше заниматься и не достигнешь среднего уровня успеваемости, тебя не переведут в шестой класс, — заявил директор, выражаясь четкими формулировками. — Так что оснований освобождать тебя от школы для участия в дрянных телевизионных программах я не вижу.
Дейву хотелось поспорить относительно «дрянных программ», но потом он решил, что это бесполезное дело.
— Я подумал, что вы сочтете посещение телевизионной студии полезным в образовательных целях, — резонно возразил он.
— Нет. Сейчас ведется много всяких разговоров об «образовательных целях». Образование получают в классах.
Несмотря на ослиное упрямство Фербелоу, Дейв пытался уговорить его.
— Я бы хотел сделать карьеру на музыкальном поприще.
— Но ты даже не участвуешь в школьном оркестре.
— Они не играют ни на каких инструментах, изобретенных в последние сто лет.
— Тем лучше.
Дейву становилось все труднее сдерживать себя.
— Я неплохо играю на электрической гитаре.
— Я не считаю это музыкальным инструментом.
Вопреки голосу разума Дейв вызывающе повысил голос:
— Тогда что это?
Фербелоу выставил веред подбородок и свысока посмотрел на Дейва.
— Какая-то бренчалка черномазых.
На секунду Дейв лишился дара речи. Потом он потерял самообладание:
— Это не что иное, как сознательное невежество.
— Не смей говорить со мной в таком тоне.
— Вы не только невежда, но и расист.
Фербелоу встал.
— Убирайся прочь сию минуту!
— Вы думаете, что можете высказывать грубые предрассудки только потому, что вы кондовый директор школы для богатеньких детишек!
— Замолчи!
— Никогда, — сказал Дейв и вышел из кабинета.
За дверью в коридоре ему пришло в голову, что он теперь может не ходить на уроки.
Еще через секунду он осознал, что он не может оставаться в школе.
Он не строил таких планов, но в минуту умственного затмения он, по сути дела, решил свою судьбу.
Так тому и быть, и он вышел из здания.
Он зашел в кафе поблизости и заказал вареное яйцо и чипсы. Он сжег корабли. После того как он назвал директора невеждой, кондовым и расистом, его больше не пустят в школу, как бы там ни было. Ему стало страшно, и в то же время он почувствовал себя свободным.
Но он не сожалел о том, что сделал. У него был шанс стать поп-звездой, а школа хотела, чтобы он этим шансом не воспользовался.
Как ни странно, он с удивлением осознал, что не знает, как распорядиться обретенной свободой. Часа два он бродил по улицам потом вернулся к воротам школы и подождал Линду Робертсон.
Он проводил ведомой после школы. Естественно, весь класс заметил его отсутствие, но учителя ничего не говорили. Когда Дейв рассказал ей, что произошло, она пришла в ужас.
— Ну а в Бирмингем ты поедешь?
— Спрашиваешь!
— Тебе придется уйти из школы.
— Я уже ушел.
— Что ты будешь делать?
— Если пластинка будет хитом, я смогу позволить себе купить квартиру с Валли.
— Ух ты! А если не будет?
— Тогда мне придется туго.
Она пригласила его к себе. Родителей не было дома, так что они прошли в ее спальню, как всегда раньше. Они целовались, и она позволила ему потрогать свои груди, но он видел, что она расстроена.
— В чем дело? — спросил он.
— Ты станешь звездой, — сказала она. — Я знаю.
— Ты не рада?
— Тебе девицы не будут давать проходу и вскружат голову.
— Вот и хорошо!
Она расплакалась.
— Я шучу, — сказал он. — Извини.
— Ты всегда был таким пай-мальчиком, и мне интересно было с тобой говорить. Никто из девчонок даже не хотел целоваться с тобой. Потом ты пришел в группу и стал самым крутым парнем в школе, и мне все завидовали. Теперь ты будешь знаменитым, и я потеряю тебя.
Она, наверное, хочет, подумал он, чтобы я сказал, что буду верен ей несмотря ни на что, и он готов был поклясться ей в любви до смерти, но сдержался. Она в самом деле нравилась ему, но он знал, что в свои пятнадцать лет ему слишком рано связывать себя обязательствами. Чтобы не причинять ей боль, он сказал:
— Давай посмотрим, что будет, хорошо?
Он увидел разочарование на ее лице, хотя она быстро отвернулась.
— Неплохая мысль, — проговорила она, вытерла слезы, и они спустились в кухню.
Они пили чай и ели шоколадное печенье, а потом вернулась домой ее мать.
Когда он пришел на Грейт-Питер-стрит, ему не бросились в глаза какие-нибудь признаки необычного, и он догадался, что его родителям из школы не звонили. Несомненно, Плешак захочет написать письмо. Значит, у него будет день отсрочки.
До следующего утра он ничего не рассказал родителям.
Отец ушел из дома в восемь. Тогда Дейв обратился к матери:
— Я не иду сегодня в школу.
Она не стала кипятиться.
— Попытайся понять, какой путь проделал твой отец, — сказала она. — Он был незаконнорожденный, как ты знаешь. Его мать работала на фабрике в Ист-Энде, где существовала потогонная система, до того как она пошла в политику. Его отец добывал уголь в шахте. И все же твой отец учился в крупнейшем университете мира, и в тридцать один год он стал министром британского правительства.
— Но я не такой!
— Конечно, но ему кажется, что ты хочешь отбросить все, чего он, его родители и его дед достигли.
— У меня своя жизнь.
— Я знаю.
