Ей уже было четырнадцать месяцев, и она спокойно спала всю ночь.
— Не знаю. Я буду волноваться.
— В течение года ты ни разу нигде не была.
— Но что подумает Валли?
— Разве он будет настаивать, чтобы ты пряталась от людей и никогда не развлекалась?
— Не знаю.
— Сегодня вечером я пойду в Молодежный клуб Святой Гертруды. Почему бы тебе не пойти со мной? Там играет музыка, танцуют, проводятся дискуссии. Я не думаю, что Валли стал бы возражать.
Восточногерманский лидер знал, что молодежи нужно развлекаться, но с этим у него была проблема. Всё, что им нравилось, — поп-музыка, моды, комиксы, голливудские фильмы, либо отсутствовало, либо было запрещено. Занятие спортом поощрялось, но мальчики и девочки должны были тренироваться раздельно.
Лили знала, что большинство ее сверстников ненавидели правительство. Подросткам не было дело до коммунизма и капитализма, их интересовали прически, моды и поп-музыка. Пуританское неприятие Ульбрихтом всего, что им нравилось, отчуждало поколение Лили. Более того, у них создалась иллюзия о жизни их современников на Западе, у которых в их спальнях стоят проигрыватели и шкафы, забитые новой одеждой, и которые каждый день едят мороженое.
Разрешенные молодежные клубы при церквях являли собой слабую попытку заполнить пустоту в жизни юношей и девушек. Такие клубы были благополучно бесспорными, но не столь удушливо правильными, как молодежная организация коммунистической партии — юные пионеры.
Каролин задумалась.
— Может быть, ты права, — сказала она. — Я не могу вести жизнь жертвы. Мне не повезло, но я не могу допустить, чтобы это довлело надо мной. В Штази думают, что я — подружка парня, который убил пограничника, и только, но я не должна признавать то, что они говорят.
— Правильно, — с радостью поддержала ее Лили.
— Я напишу Валли обо всем этом. Но я пойду с тобой.
— Тогда давай переодеваться.
Лили пошла в свою комнату и надела короткую юбку — не совсем мини-юбку, какие носили девушки на западных телешоу, которые смотрели все в Восточной Германии, тем не менее выше колен. Сейчас, когда Каролин согласилась, Лили засомневалась, а правильно ли это. Каролин, несомненно, нужна своя жизнь: она совершенно права, что Штази не должна принимать за нее решение, как жить. Но что подумает Валли, когда узнает? Будет ли он переживать, что она стала забывать его? Лили не видела своего брата почти два года. Сейчас ему уже девятнадцать, и он поп-король. Она не знала, что он может подумать.
Лили дала Каролин свои голубые джинсы, потом они вместе накрасились. Ребекка, старшая сестра Лили, прислала им из Гамбурга карандаш для подведения глаз и голубые тени, и в Штази чудом не выкрали их.
Через кухню они вышли из дома. Карла кормила Алису, которая помахала матери так весело, что Каролин огорчилась.
Они пошли в протестантскую церковь в нескольких кварталах от дома. Только бабушка Мод регулярно ходила в церковь, а Лили лишь дважды была в молодежном клубе, помещавшемся в крипте. Им заведовал новый молодой пастор по имени Одо Фосслер, с прической как у «Битлз». Он был симпатичный, но староват для Лили в свои двадцать пять, если не больше, лет.
Для музыки у него имелось пианино, две гитары и проигрыватель. Они начали с народного танца, против чего правительство никак не могло возражать. Лили танцевала с Бертольдом, парнем шестнадцати лет, то есть примерно ее возраста, привлекательным, но не сексуальным. Лили положила глаз на Торстена, который был немного старше и смахивал на Пола Маккартни.
Танцоры совершали энергичные движения: хлопали в ладоши и кружились. Лили радовалась, что танец увлек Каролин, она улыбалась, смеялась и лучше выглядела.
Но народные танцы служили лишь ширмой или отговоркой на случай враждебных выяснений. Кто-то поставил пластинку «Битлз» «Я чувствую себя прекрасно», и все начали танцевать твист.
Через час устроили перерыв, чтобы молодежь отдохнула и выпила стакан вита-колы, восточногерманского заменителя кока-колы. На радость Лили, Каролин раскраснелась и повеселела. Одо ходил среди ребят и разговаривал с каждым из них. Смысл его высказываний сводился к тому, что если у них есть проблемы, связанные с личными отношениями и сексом, то он готов выслушать каждого и дать совет. Каролин сказала ему: «Моя проблема в том, что отец моего ребенка живет на Западе». У них завязалась беседа, пока снова не начались танцы.
В десять часов, когда проигрыватель выключили, Каролин, к удивлению Лили, взяла одну из гитар и показала Лили жестом, чтобы та взяла другую. Девушки иногда играли и пели дома вместе, но Лили не представляла, что будет делать это на публике. Каролин начала исполнять композицию «Братьев Эверли» «Проснись, малышка Сузи». Две гитары звучали хорошо, а Каролин и Лили пели дуэтом. Все танцевали, пока играла музыка. Когда прозвучал последний аккорд, все стали просить девушек сыграть еще.
Они спели «Я хочу взять тебя за руку» и «Если бы у меня был "хаммер"», а медленный танец исполняли под балладу о любви. Всем хотелось, чтобы они продолжали петь, но Одо попросил их исполнить еще одну песню, а потом идти домой, прежде чем явится полиция и арестует его. Он сказал это в шутку, но в ней была доля правды.
Под конец они спели «Я вернулся в США».
Глава тридцать седьмая
В начале 1965 года, когда Джаспер Мюррей готовился к выпускным экзаменам, он рассылал письма во все телевещательные корпорации США, чьи адреса он смог найти.
Все они получали одинаковые письма с копиями статьи об Иви, встречающейся с Хэнком, репортажа о митинге, на котором выступал Мартин Лютер Кинг, и специального выпуска «Реал тинг», посвященного убийству Кеннеди. И он просил дать ему работу. Любую работу на американском телевидении.
Ничего другого он так сильно никогда не хотел. Телевизионные новости лучше, чем напечатанные, — они быстрее, более доходчивые, более наглядные, и американское телевидение лучше английского. И он был уверен, что преуспеет на этом поприще. Все, что ему нужно, — это старт. Он хотел его до боли.
Отправив письма почтой за немалые деньги, он позволил сестре Анне заплатить за его обед. Они пошли в венгерский ресторан «Веселый гусар», пользующийся популярностью у писателей и политиков левого толка.
— Что ты будешь делать, если не получишь работу в Штатах? — спросила его Анна после того, как они сделали заказ.
Такая перспектива угнетала его.
— Я, право, не знаю. В Англии требуется, чтобы ты сначала работал в провинциальной газете, освещая кошачьи выставки или похороны престарелых ветеранов труда, но мне это не по нутру.
Анне подали фирменный холодный вишневый суп, а Джасперу — жареные грибы с татарским соусом.
— Послушай, — сказала Анна, — я должна перед тобой извиниться.
— Да, в самом деле, — нахмурился Джаспер.
