— Я хочу видеть Татьяну Дворкину, и я хочу видеть ее немедленно.
Лицо кэгэбэшника выражало ослиное упрямство.
— Это невозможно.
Димка решил, что настал его момент.
— Я из аппарата первого секретаря, — выпалил он.
На кэгэбэшника это не произвело впечатления.
— И что ты там делаешь, сынок? Разливаешь чай? — грубо сказал он. — Как твоя фамилия?
Это был устрашающий вопрос: людей бросало в дрожь при необходимости называть свое имя в подобной ситуации.
— Дмитрий Дворкин, и я должен заявить, что этим делом интересуется лично товарищ Хрущев.
— Не вешай мне лапшу на уши, Дворкин. Товарищ Хрущев ничего не знает об этом деле. Ты явился сюда выручать свою сестру.
Жимка растерялся от грубости этого человека. Он понимал, что многие, кто пытался не допустить ареста членов своей семьи или друзей, ссылались на личные связи с высокопоставленными людьми. И все же он возобновил наступление.
— Как ваше имя?
— Капитан Мец.
— И в чем вы обвиняете Таню Дворкину?
— В нападении на офицера.
— Выходит, какая — то девчонка избила одного из ваших громил в кожаных куртках? — насмешливо сказал Димка. — Должно быть, она сначала отняла у него пистолет. Не валяйте дурака, Мец.
— Она участвовала в подстрекательном митинге. Там распространялась антисоветская литература. — Мец дал Димке измятый лист бумаги. — Участники митинга начали совершать хулиганские действия.
Димка посмотрел на листок. На нем стояло название «Инакомыслие». Он слышал об этом подрывном издании. Таня легко могла иметь отношение к нему. Этот выпуска посвящался оперному певцу Устину Бодяну. От внимания Димки не ускользнуло шокирующее утверждение, что Бодян умирал от воспаления легких в исправительно — трудовом лагере в Сибири. Потом он вспомнил, что Таня сегодня утром вернулась из Сибири, и предположил, что она написала это. Тогда ей несдобровать.
— Вы утверждаете, что этот листок был у нее? — спросил он.
Мец помолчал немного и ответил:
— Думаю, что нет.
— Она вообще могла не присутствовать там.
Даниил вступил в разговор:
— Она репортер, болван. Она наблюдала за тем, что там происходило, так же, как ваши люди.
— Она не наш человек.
— Все корреспонденты ТАСС сотрудничают с КГБ, вы знаете это.
— Вы можете доказать, что она находилась там официально?
— Да, могу. Я ее редактор. Я послал ее.
Димка сомневался, так ли это на самом деле. Тем не менее он был признателен Даниилу, что тот вступился за Таню.
Мец терял уверенность.
— Она была с человеком по имени Василий Енков, у которого в кармане нашли пять экземпляров этого вестника.
— Она не знает никакого Василия Енкова, — сказал Димка. Это походило на правду: по крайней мере, он никогда не слышал такого имени. — Если люди там начали протестовать, как вы можете определить, кто с кем был.
— Мне нужно поговорить с начальством, — буркнул Мец и повернулся, чтобы уйти.
— Не заставляйте себя долго ждать, — громко и резко сказал Димка. — Следующий, кто может пожаловать к вам, может быть не мальчишка, который разливает чай.
Мец пошел вниз по лестнице. Димка содрогнулся: все знали, что в подвалах находятся камеры для допроса.
Минутой позже к Димке и Даниилу подошел немолодой человек с сигаретой, висевшей на губах. На его некрасивом мясистом лице агрессивно выступал подбородок. Даниил не обрадовался появлению главного редактора Петра Опоткина, которого он представил Димке.
Опоткин посмотрел на Димку, сощурившись от сигаретного дыма.
— Так значит, вашу сестру арестовали на митинге протеста, — проговорил он рассерженным тоном, но Димка почувствовал, что в глубине души Опоткин по какой — то причине доволен.
— Там, где люди собрались послушать декламацию стихов, — поправил его Димка.
— Небольшая разница.
— Я послал ее туда, — вставил Даниил.
— В тот же самый день, когда она вернулась из Сибири? — скептически заметил Опоткин.
— По сути дела, это не было заданием. Я предложил, чтобы она как — нибудь побывала там и посмотрела, что происходит. Вот и все.
— Не ври мне, — огрызнулся Опоткин. — Ты пытаешься выгородить ее.
— А вы зачем злесь? — с вызовом, подняв подбородок, спросил Даниил.
Прежде чем Опоткин успел ответить, подошел капитан Мец.
— Дело еще рассматривается, — сообщил он.
Опоткин представился и показал Мецу свое служебное удостоверение.
— Вопрос не в том, нужно ли наказать Таню Дворкину, а в том, как наказать, — сказал он.
— Правильно, — согласился Мец. — Не хотите ли пройти со мной.
Опоткин кивнул, и Мец повел его вниз по лестнице.
Димка негромко произнес:
— Он ведь не позволит им пытать ее?
— Опоткин и так злился на Таню, — встревожился Даниил.
— За что? Я думал, она хороший журналист.
— Блестящий. Но она не приняла его приглашение прийти к нему в гости в субботу. Он хотел, чтобы и ты пришел. Петр обожает важных особ. Когда ему дают от ворот поворот, это задевает его самолюбие.
— Проклятье.
— Я сказал ей, чтобы она согласилась.
— Ты правда послал ее на площадь Маяковского?
— Нет. Мы никогда не смогли бы дать репортаж о таком неофициальном мероприятии.
— Спасибо, что пытаешься помочь ей.
— Не стоит благодарности. Толку от этого все равно никакого.
— Как думаешь, что будет?
— Ее могут уволить. И скорее всего, пошлют в какую-нибудь дыру, куда — нибудь в Казахстан. — Даниил нахмурился. — Нужно придумать какой — то компромисс, чтобы он устраивал Опоткина и в то же время не был тяжелым испытанием для Тани.
Димка бросил взгляд на входную дверь и увидел мужчину лет сорока с лишним, коротко, по — военному подстриженного, в генеральской форме.
— Наконец-то, дядя Володя, — сказал Димка.
У Владимира Пешкова были такие же голубые глаза и такой же проницательный взгляд, как у Тани.
— Что за ерунда здесь происходит? — сердито спросил он.
Димка рассказал ему. Прежде чем он успел закончить, вновь появился Опоткин и заискивающе обратился к генералу:
— Я обсудил эту проблему с нашими друзьями в КГБ, и они сказали, что будут согласны, если она будет рассматриваться как внутреннее дело ТАСС.
