Их провели в комнату с голыми стенами, металлическим столом и жесткими деревянными стульями. Их не просили сесть, но Дейв подставил стул Фицу. Он и признательно взглянул на внука.
Высокий мужчина сказал что-то переводчику, курившему сигарету. Тот перевел вопрос.
— Почему вы хотите въехать в Восточную Германию?
— Чтобы присутствовать на похоронах близкой родственницы, которые состоятся в одиннадцать утра, — ответил Фиц. Он посмотрел на свои часы, золотую «Омегу». — Сейчас десять часов. Надеюсь, это будет не долго.
— Это будет столько, сколько нужно. Как зовут вашу сестру?
— Почему вы это спрашиваете?
— Вы говорите, что хотите присутствовать на похоронах своей сестры. Как ее зовут?
— Я сказал, что хочу присутствовать на похоронах близкой родственницы. Я не сказал, что это моя сестра. Вы, очевидно, все знаете об этом.
Агент тайной полиции ждал их, догадался Дейв. Трудно было представить, почему.
— Ответьте на вопрос. Как зовут вашу сестру?
— Ее имя было фрау Мод фон Ульрих, как, очевидно, вам донесли ваши шпики.
Дейв заметил, что Фиц раздражается и нарушает свое указание говорить как можно меньше.
— Как это так, что у лорда Фицгерберта сестра немка?
— Она вышла замуж за моего друга Вальтера фон Ульриха, который был немецким дипломатом в Лондоне. Он погиб от рук гестапо во время Второй мировой войны. А вы что делали во время войны?
По озлобленному выражению на лице высокого мужчины Дейв осознал, что тот все понял, но не ответил на вопрос. И тогда он спросил у Дейва:
— Где Валли Франк?
Дейв пришел в изумление:
— Я не знаю.
— Конечно, знаешь. Ведь он в твоей музыкальной группе.
— Группа распалась. Я не видел Валли несколько месяцев и не знаю, где он.
— В это трудно поверить, вы же партнеры.
— Случается, что партнеры перестают быть партнерами.
— Какая причина вашей ссоры?
— Личные и творческие расхождения. — На самом деле расхождения были сугубо личные и никогда — творческие.
— И тем не менее ты хочешь присутствовать на похоронах его бабушки.
— Она была моей двоюродной бабушкой.
— Где ты последний раз видел Валли Франка?
— В Сан-Франциско.
— Его адрес, пожалуйста.
Дейв замешкался с ответом. Это уже становилось невыносимо.
— Отвечай. Валли Франк разыскивается за убийство.
— Последний раз я его видел в парке Буэна-Виста. Это на Хейт-стрит. Я не знаю, где он живет.
— Ты отдаешь себе отчет, что препятствовать полиции в выполнении ею своих обязанностей — преступление?
— Конечно.
— И если ты совершаешь такое преступление в Восточной Германии, ты можешь быть арестован и посажен здесь в тюрьму?
Дейв вдруг испугался, но пытался оставаться спокойным.
— И тогда миллионы поклонников во всем мире будут требовать моего освобождения.
— Им не позволят вмешиваться в дела юстиции.
И в этот момент вмешался Фиц:
— Вы уверены, что ваши товарищи в Москве будут довольны вами за создание серьезного международного дипломатического инцидента?
Высокий мужчина презрительно рассмеялся, но смех его звучал нарочито.
Дейва вдруг осенило.
— Вы Ганс Гофман.
Переводчик не перевел это, а сразу сказал:
— Его имя вас не касается.
Но по выражению лица высокого мужчины Дейв понял, что он прав.
— Валли рассказывал мне о вас, — набрался храбрости Дейв. — Его сестра выгнала вас, и вы с тех пор мстите их семье.
— Отвечай только на вопросы.
— Это часть вашей мести? Изводить двух невинных людей, которые едут на похороны? Значит, вот какие вы, коммунисты.
— Подождите здесь, пожалуйста.
Ганс и переводчик вышли из комнаты, и Дейв услышал, как с другой стороны дверь закрывается на засов.
— Извини, дед, — сказал Дейв. — это, кажется, связано с Валли. Одному тебе было бы проще.
— Ты не виноват. Надеюсь, мы не опоздаем на похороны. — Фиц достал портсигар. — Ты куришь, Дейв?
Дейв покачал головой.
— Если и курю, то не табак.
— Марихуана тебе вредна.
— А сигареты полезны?
— В точку! — улыбнулся Фиц.
— Я спорил об этом с отцом. Он пьет виски. У вас, парламентариев, своеобразная логика: все, что вредно, незаконно, за исключением того, что вам нравится. А потом вы жалуетесь, что молодежь вас не слушает.
— Конечно, ты прав.
У Фица была длинная сигара, и он выкурил ее целиком, а окурок выбросил в штампованную жестяную пепельницу. Одиннадцать часов настали и прошли. Похороны, на которые они прилетели из Лондона, они пропустили.
В половине двенадцатого дверь открылась, и вошел Ганс Гофман.
— Можете въезжать в Восточную Германию, — с улыбкой сказал он и вышел.
Дейв и Фиц вернулись к своей машине.
— Нам лучше ехать к ним домой, — сказал он и дал адрес водителю.
Они ехали по Фридрих-штрассе в сторону Унтер-ден-Линден. Старые правительственные здания были красивые. На глаза попадались редкие прохожие.
— Боже мой! — воскликнул Фиц. — Это была одна из самых оживленных торговых улиц в Европе. Взгляни на нее сейчас. Все равно что Мертир Тайдфил в понедельник.
Машина остановилась у жилого дома, внешне выглядевшего лучше, чем другие.
— Дочь Мод кажется более состоятельной, чем соседи, — заметил Фиц.
— Отец Валли владеет фабрикой по сборке телевизоров в Западном Берлине, — пояснил Дейв. — Каким-то образом ему удается руководить отсюда. Если я не ошибаюсь, предприятие и сейчас приносит доход.
Они вошли в дом и начали знакомиться с семьей. Им представились родители Валли: приятной наружности Вернер и Карла, простая женщина с резкими чертами. Сестре Валли, привлекательной девушке по имени Лили, совсем не похожей на Валли, было девятнадцать лет. Внимание Дейва привлекла к себе Каролин, у которой были длинные волосы, разделенные пробором посередине и ниспадающие по обеим сторонам. С ней была Алиса, вдохновившая Валли на написание песни, стеснительная четырехлетняя девочка с черной траурной лентой в волосах. Одо, муж Каролин, был немного старше ее — около тридцати лет. Он носил длинные волосы и пасторский воротник.
Дейв объяснил, почему они опоздали на похороны. Они говорили на двух языках, хотя немцы говорили по-английски лучше, чем англичане — по-немецки. Дейв почувствовал, что семья относится к Фицу противоречиво. И это было понятно: в конце концов, он жестоко обошелся с Мод, и ее дочь могла посчитать, что уже слишком поздно что-либо исправлять, да и упрекать также было слишком поздно. Так что никто не заводил разговор о пятидесяти годах отчуждения.
