— Она выходила из его квартиры. Она не знает моего имени.
— Но если они покажут ей фотографии людей, арестованных на площади Маяковского сегодня, она узнает тебя?
Таня изменилась в лице.
— Она окинула меня взглядом с ног до головы, предположив, что я ее соперница. Да, она могла бы меня узнать.
— Тогда нам нужно забрать пишущую машинку. Если она не попадет им в руки, они подумают, что он всего лишь распространитель «Инакомыслия» и не станут искать его девиц, тем более, что их так много. Тогда ты, может быть, выкрутишься. Но если они найдут машинку, тебе придется плохо. — Я сама все сделаю. Ты прав, я не могу подвергать тебя такой опасности.
— Но я не могу бросить тебя, — сказал он. — Где это?
Она назвала адрес.
— Не так далеко. Поедем. — Он сел за руль и завел мотор.
Таня постояла в нерешительности и потом села позади него.
Димка включил фару и рванул с места.
По дороге он думал, провел ли КГБ обыск на квартире Василия. Как он считал, это было возможно, но маловероятно. Если предположить, что они арестовали сорок или пятьдесят человек, почти всю ночь им пришлось бы проводить предварительные допросы, выяснять имена и адреса и решать, за кого браться в первую очередь. Тем не менее будет разумно проявить осторожность.
Когда они доехали до места, он, не сбавляя скорости, проскочил мимо. В свете уличных фонарей пронеслось величественное здание XIX века. Все такие строения теперь стали либо государственными учреждениями, либо жилыми многоквартирными домами. Ни машин, припаркованных поблизости, ни кэгэбэшников в кожаных куртках поблизости видно не было. Он объехал квартал и не заметил ничего подозрительного, потом он припарковался метрах в двухстах от входа.
Они слезли с мотоцикла. Женщина, выгуливавшая собаку, сказала им «добрый вечер» и пошла дальше. Они вошли в здание.
Нынешняя передняя раньше представляла собой роскошный вестибюль. Единственная электрическая лампа отбрасывала свет на мраморный пол, выщербленный и поцарапанный, и парадную лестницу с отсутствующими в некоторых местах стойками балюстрады.
Они поднялись по ступеням. Таня достала ключ и открыла дверь квартиры. Они вошли внутрь и закрыли дверь.
Таня первая вошла в комнату. На них настороженно смотрела серая кошка. Из шкафа Таня достала большую коробку. Она была наполовину заполнена кошачьим кормом. Изнутри Таня вытащила пишущую машинку, накрытую чехлом, и несколько листов восковки. Прорвав их, она бросила их в камин и поднесла спичку. Наблюдая, как они горят, Димка сердито произнес:
— Какого черта ты всем рискуешь ради бессмысленного протеста?
— Мы живем в условиях жестокой тирании, — сказала она. — Мы должны что — то делать, чтобы не умирала надежда.
— Мы живем в обществе, занятом построением коммунизма, — возразил Димка. — Это трудно, и у нас есть проблемы, и их нужно решать, а не разжигать недовольство.
— Как можно что-то решить, если никому не разрешается говорить о проблемах.
— В Кремле мы все время говорим о проблемах.
— И все та же горстка ограниченных людей все время решают, что не нужно осуществлять какие-либо серьезные перемены.
— Они не все ограниченные. Кто-то много делает, чтобы изменить положение вещей. Дай нам время.
— Революция свершилась более сорока лет назад. Сколько еще времени понадобится, чтобы наконец признать, что коммунизм потерпел фиаско?
Листы в камине быстро догорели, обратившись в горстку пепла. Димка в расстройстве отвернулся.
— Мы так много спорили на эту тему. А сейчас нужно отсюда уносить ноги. — Он взял машинку.
Таня подхватила кошку, и они вышли из квартиры.
На лестнице им повстречался человек с портфелем. Проходя мимо, он кивнул им. Димка с надеждой подумал, что при тусклом свете он не разглядел их лица.
На улице Таня поставила кошку на землю.
— Теперь ты сама себе хозяйка, Мадмуазель, — сказала она.
Кошка презрительно удалилась.
Они торопливо пошли по улице. Димка тщетно пытался спрятать под пиджаком машинку. Как назло взошла луна, и их было хорошо видно. Они дошли до мотоцикла.
Димка отдал Тане свою ношу.
— Как нам от нее избавиться? — прошептал он.
— Что если сбросить в реку?
Димка припомнил, что раза два с приятелями — студентами он пил водку на берегу реки.
— Я знаю где.
Они сели на мотоцикл, и Димка покатил из центра города на юг. Место, которое он имел в виду, находилось на окраине города, но это было даже лучше — там больше вероятности, что их никто не увидит.
Они быстро ехали двадцать минут и остановились недалеко от Николо — Перервинского монастыря.
Древнее сооружение с величественным собором сейчас превратилось в развалины, десятилетиями оно находилось в заброшенном состоянии, и его сокровища были разграблены. Монастырь располагался на узком участке земли между железной дорогой, идущей в южном направлении, и Москвой — рекой. Поля вокруг застраивались новыми высотными жилыми домами, но в ночное время вся окрестность была безлюдной.
Димка свернул с дороги в перелесок и остановил там мотоцикл. Потом он повел Таню среди деревьев к разрушенному монастырю. Заброшенные строения казались призрачными в лунном свете. Купола собора обвалились, но зеленые черепичные кровли монастырских зданий по большей части сохранились. Димка не мог избавиться от чувства, что призраки монахов смотрят на него из пустых глазниц окон.
Он шел на запад через заболоченные поля к реке.
Таня спросила:
— Как ты узнал об этом месте?
— Студентами мы бывали здесь. Мы напивались и смотрели, как всходит солнце над водой.
Они вышли на берег. В широкой излучине река медленно катила спокойные воды, блестящие в лунном свете. Но Димка знал, что в этих местах достаточно глубоко.
Таня не спешила делать то, зачем они сюда приехали.
— Какая потеря, — сказала она.
Димка пожал плечами.
— Да, пишущие машинки не дешевы.
— Дело не только в деньгах. Это голос инакомыслящих, альтернативный взгляд на мир, другое мировоззрение. Пишущая машинка — это свобода слова.
— Поэтому без нее тебе будет спокойнее.
Она передала ему машинку. Димка сдвинул каретку в крайнее правое положение, что позволило ему взяться за нее, как за ручку.
— Вот так, — проговорил он и отвел руку назад, а потом со всей силы швырнул машинку. Далеко она не полетела, а с громким всплеском плюхнулась в воду и сразу исчезла из вида.
Они стояли и смотрели, как по воде расходятся круги.
