Димка и Наталья переехали обратно в Дом правительства. Семья Пешковых-Дворкиных теперь занимала три квартиры в том же здании. Дед Григорий все еще жил в принадлежащей ему квартире, теперь с дочерью Аней и внучкой Таней. Бывшая жена Димки — Нина жила там с Гришей, которому было восемь лет, и он ходил в школу. И теперь переехали туда Димка, Наталья и маленькая Катя. Таня обожала племянника и племянницу и всегда была рада посидеть с ними. Дом правительства был почти как деревня, считала Таня, с большой семьей, присматривающей за детьми.
Таню часто спрашивали, не хочет ли она иметь своих детей. «Еще много времени», — всегда отвечала она. Ей было только тридцать два года. Она не чувствовала себя свободной для замужества. Василий не был ее любовником, но она посвятила свою жизнь тайной работе, которую они делали вместе, сначала издавая «Инакомыслие», а затем переправляя книги Василия на Запад. Время от времени за ней ухаживал кто-нибудь из сужающегося числа могущих быть избранными холостяков ее возраста, и иногда она ходила на свидания и даже спала с одним из них. Но она не могла впустить их в свою скрытую от внешнего мира жизнь.
И жизнь Василия сейчас обрела большую важность, чем ее собственная. После публикации «Свободного человека» он стал одним из ведущих писателей в мире. Он истолковал Советский Союз остальному человечеству. После третьей книги «Век застоя» заговорили о Нобелевской премии, но ее не могли присуждать писателю с вымышленной фамилией. Таня играла роль передающей инстанции, через которую его труды попадали на Запад, и невозможно было бы скрыть такой большой и ужасный секрет от мужа.
Коммунисты ненавидели «Ивана Кузнецова». Весь мир знал, что он не мог раскрыть свое настоящее имя, потому что боялся, что его трудам будет положен конец, а из-за этого кремлевские лидеры выглядели филистерами, каковыми они и были. Каждый раз, когда в западной прессе упоминалось его произведение, отмечалось, что оно никогда не издавалось на русском языке, на котором оно было написано, из-за советской цензуры. Это сводило Кремль с ума,
— Поездка Никсона имела большой успех, — сказала Таня Димке. — В агентстве мы получаем сообщения с Запада. Никсона поздравляют с его инициативой. Пишут, что это гигантский рывок вперед для стабильности в мире. Также возрос его рейтинг по опросам общественного мнения, а это год выборов в Соединенных Штатах.
Советское руководство опасалось, что империалисты могут объединиться против СССР с китайскими коммунистами, стоящими на иных позициях. Поэтому оно немедленно пригласило Никсона в Москву, пытаясь восстановить равновесие.
— Они лезут из кожи вон, чтобы также обеспечить успех визита Никсона сюда, — заметил Димка. — Они пойдут на все, чтобы не допустить сближения США с Китаем.
Таню захватила эта мысль.
— На все?
— Я преувеличиваю. Но что ты имела в виду?
Таня почувствовала, что ее сердце забилось сильнее.
— Они отпустят диссидентов?
— А. — Димка знал, но не сказал, что Таня думает о Василии. Димка был одним из немногих, кто знал о Таниной связи с неким диссидентом. И он проявлял осторожность, чтобы невзначай не упомянуть об этом. — КГБ предлагает противоположное: жесткие меры. Они хотят засадить каждого, кто может появиться с плакатом протеста во время проезда лимузина с американским президентом.
— Глупо, — возразила Таня. — Если мы вдруг посадим в тюрьму сотни людей, то это станет известно американцам, — у них тоже есть шпионы, — и это им не понравится.
Димка кивнул.
— Никсон не хочет, чтобы его критики сказали, мол, своим приездом сюда он проигнорировал весь вопрос о правах человека, тем более в год выборов.
— Правильно.
Димка задумался.
— Мы должны воспользоваться этой возможностью. Завтра я встречаюсь кое с кем из американского посольства. Попробую что-нибудь сделать.
* * *
Димка изменился. На него повлияло вторжение в Чехословакию. До этого момента он упрямо верил, что коммунизм можно реформировать. Но в 1968 году он понял, что как только некие люди начнут делать успехи в изменении сущности коммунистического правления, их усилия будут подавлены теми, кто делает ставку на сохранение статус-кво. Такие люди, как Брежнев и Андропов, наслаждались властью, положением и привилегиями: зачем рисковать всем этим? Сейчас Димка соглашался со своей сестрой: самая большая проблема коммунизма в том, что всеобъемлющая власть партии всегда тормозит перемены. Советская система была безнадежно скована ужасающим консерватизмом, так же как царский режим шестьдесят лет до этого, когда его дед был мастером на Путиловском машиностроительном заводе в Петербурге.
По иронии судьбы, рассуждал Димка, Карл Маркс был первым философом, объяснившим феномен социальных перемен.
На следующий день Димка председательствовал на одном из длинной серии обсуждений, посвященных визиту Никсона в Москву. Наталья тоже присутствовала, как, к сожалению, и Евгений Филиппов. Американскую команду возглавлял Эд Маркем, карьерный дипломат средних лет. Все говорили через переводчиков.
Никсон и Брежнев подпишут два договора об ограничении вооружений и соглашение об охране окружающей среды. «Окружающая среда» не стояла в повестке дня советской политики, но Никсон, очевидно, был серьезно настроен на эту тему и выступил с инициативой принятия соответствующего законодательства в Штатах. Эти три документа служили гарантией того, что визит станет историческим событием и будет играть большую роль в устранении опасности китайско-американского альянса. Миссис Никсон будет посещать школы и больницы. Никсон настаивал на встрече с поэтом-диссидентом Евгением Евтушенко, с которым он встречался ранее в Вашингтоне.
На сегодняшней встрече стороны обсуждали обязательные вопросы безопасности и протокола. В разгар беседы Наталья произнесла слова, которые она предварительно согласовала с Димкой. Обращаясь в непринужденной манере к американцам, она сказала:
— Мы внимательно рассмотрели ваше требование, чтобы мы освободили большое число так называемых политических заключенных в качестве символического жеста, относящегося к тому, что вы называете права человека.
Эд Маркем бросил удивленный взгляд на Димку, который председательствовал на встрече. Маркем ничего не знал об этом. Потому что американцы не выдвигали такого требования. Димка сделал быстрый, едва заметный жест, словно он отгонял муху, давая понять Маркему, чтобы он помолчал. Как опытный переговорщик, американец ничего не сказал.
Филиппов был также удивлен.
— Я ничего не знаю о таком…
Димка повысил голос:
— Пожалуйста, Евгений Давыдович, не перебивайте товарища Смотрову. Я настаиваю, чтобы говорил один человек.
Филиппов негодовал, но партийная выучка заставила его соблюдать правила.
Наталья продолжала:
— В Советском Союзе нет политических заключенных, и мы не видим логики в том, чтобы выпускать преступников на улицы во время визита главы иностранного государства.
