— Безусловно, — сказал Димка.
Маркем был явно озадачен. Зачем отклонять требование, которое не предъявлялось? Но он ждал молча, чтобы понять, куда Наталья клонит. Между тем Филиппов в отчаянии барабанил пальцами по своему блокноту.
— Однако, — заявила Наталья, — небольшому числу лиц отказано в перемещении по стране ввиду связей с антиобщественными группами и нарушителями порядка.
Это прямо касалось Таниного друга Василия. Димка попытался однажды добиться его освобождения, но безуспешно. Может быть, ему больше повезет на этот раз.
Димка внимательно наблюдал за Маркемом. Поймет ли он, что происходит, и сыграет ли свою роль? Димке нужно было, чтобы американцы сделали вид, будто они требовали освободить диссидентов. Он мог бы тогда вернуться в Кремль и заявить, что США настаивают на этом в качестве предварительного условия визита Никсона. Тогда любое возражение со стороны КГБ или кого-то еще не было бы принято во внимание, поскольку все в Кремле хотели заманить сюда Никсона и убедить его не связываться с ненавистными китайцами.
Наталья продолжала:
— В связи с тем, что этим лицам не назначалось наказание судом, не существует правового препятствия для действий правительства, поэтому мы предлагаем ослабить ограничения, в качестве доброй воли разрешив им перемещаться по стране.
Димка сказал американцам:
— Эта мера с нашей стороны удовлетворит вашего президента?
Недоумение сошло с лица Маркема. Он наконец понял, какую игру вели Наталья и Димка. Он был рад, что его использовали таким образом, и сказал:
— Да, полагаю, этого могло бы быть достаточно.
— Согласовано, — заключил Димка и откинулся на спинку стула с глубоким чувством удовлетворения.
* * *
Президент Никсон прибыл в Москву в мае, когда снег растаял и сияло солнце.
Таня надеялась, что освобождение многих политических заключенных совпадет с этим визитом, но ей пришлось разочароваться. За долгие годы Василию впервые выпал шанс вырваться из лачуги в Сибири и вернуться в Москву. Таня знала, что ее брат сделал попытку, но она не удалась. Из-за этого Тане хотелось рыдать.
Ее босс, Даниил Антонов, сказал:
— Пожалуйста, Таня, сопровождай сегодня жену президента повсюду.
— Что за дурдом? — возмутилась она. — Только потому, что я женщина, я должна все время писать про женщин.
На протяжении всей своей карьеры Таня боролась против того, что ей давали «женские» задания. Иногда она одерживала победу, иногда терпела поражение.
Сегодня она потерпела поражение.
Даниил был хороший парень, но не сговорчивый.
— Я не прошу и никогда не просил тебя освещать только женские события, так что не пори ерунду. Я прошу тебя сегодня освятить пребывание Пэт Никсон. Так что делай, что тебе сказано.
Даниил был отменным боссом. Таня сдалась.
Сегодня Пэт Никсон повезли в Московский государственный университет, тридцатидвухэтажное здание из желтого кирпича с тысячами аудиторий и комнат. Большинство из них пустовали.
— А где же все студенты? — спросила миссис Никсон.
Ректор университета через переводчика объяснил, что сейчас пора экзаменов и все занимаются.
— Мне никак не удается пообщаться с русскими людьми, — пожаловалась миссис Никсон.
Таня хотела сказать: «Еще бы, ведь они могут сказать правду».
Миссис Никсон выглядела консервативной даже по московским меркам. У нее была высокая, сильно сбрызнутая лаком прическа, по внешнему виду и твердости напоминавшая шлем викинга. Она носила слишком молодежную для нее одежду и в то же время немодную. С ее лица не сходила застывшая улыбка, даже когда следовавшие за ней репортеры вели себя буйно.
Ее ввели в аудиторию, где за столами сидели трое студентов. Они удивились, увидев ее, и явно не знали, кто она. Было очевидно, что они не хотят разговаривать с ней.
Бедная миссис Никсон, вероятно, не имела представления, что любой контакт с иностранцами был опасен для обычных советских граждан. Их могли арестовать и потом допрашивать, о чем шла речь и не была ли встреча заранее спланирована. Только самые безрассудные москвичи проявляли желание обменяться несколькими словами с зарубежными гостями.
Таня мысленно формулировала свой репортаж, неотступно следуя за высокой гостьей. Большое впечатление на миссис Никсон произвело новое современное здание Московского государственного университета. В США нет университетских зданий сравнимых размеров.
Настоящее событие происходило в Кремле, из-за чего Таня повздорила с Даниилом. Никсон и Брежнев подписывали договоры, которые призваны сделать мир более безопасным. Тане хотелось писать об этом.
Из зарубежной прессы она знала, что визит Никсона в Китай и его поездка в Москву изменили его перспективы на ноябрьских президентских выборах. Взлетел его рейтинг, бывший низким в январе. Сейчас у него появился реальный шанс на переизбрание.
Миссис Никсон была в клетчатом костюме-двойке, состоящем из короткого пиджака и тактично прикрывающей колени юбки, и в белых туфлях на низком каблуке. Шифоновый шейный платок завершал наряд. Таня терпеть не могла писать о модах. Она освещала кубинский ракетный кризис — с Кубы!
Наконец миссис Никсон умчал «крайслер-лебарон», и репортерская братия рассеялась.
На автостоянке Таня увидела высокого мужчину в длинном поношенном пальто, несмотря на майское тепло, с лохматыми седыми волосами и морщинистым, некогда красивым лицом.
Это был Василий.
Она заткнула рот кулаком и впилась в него зубами, чтобы подавить рвущийся из горла крик.
Он понял, что она узнала его, улыбнулся, и стали видны дыры от выпавших зубов.
Она медленно пошла к нему. Он стоял, засунув руки в карманы пальто, без шляпы, щурясь от солнца.
— Тебя отпустили, — проговорила Таня.
— Чтобы сделать приятное американскому президенту, — сказал он. — Спасибо Дику Никсону.
Ему нужно было благодарить Димку Дворкина. Но об этом лучше было не говорить никому, даже Василию.
Она оглянулась по сторонам из осторожности, но поблизости никого не было.
— Не беспокойся, — сказал Василий. — Две недели здесь ползала охрана, они все убрались пять минут назад.
Она больше не могла сдерживаться и бросилась в его объятия. Он похлопал ее по спине, словно пытаясь утешить ее. Она крепко прижалась к нему.
— Господи, — вырвалось у него, — ты хорошо пахнешь.
Она высвободилась из его объятий. Ей хотелось задать ему сотню вопросов, и она спросила первое, что пришло ей в голову:
— Где ты живешь?
— Мне дали квартиру в сталинском доме, старую, но приличную.
