— Разведывательное сообщество ужаснется.
— Вот и хорошо, — сказал помощник. — Их нужно тряхнуть, после того как они вели себя в никсоновскую эпоху. — Он бросил взгляд на другую сторону танцевальной площадки. Проследив за его взглядом, Джордж увидел, что президент Картер уходит. — Я должен идти, — проговорил помощник. — Вам нужно время, чтобы подумать?
— Нет, — ответил Джордж. — Я согласен.
* * *
— Крестная? Я? — удивилась Мария Саммерс. — Ты серьезно?
Джордж Джейкс улыбнулся.
— Ты не очень верующая, я знаю. Но и мы тоже. Я хожу в церковь, чтобы порадовать мать. Верина была в церкви один раз за последние десять лет, и то только на нашу свадьбу. Но идея крестных родителей нам нравится.
Они обедали в столовой для членов палаты представителей на первом этаже Капитолийского здания, сидя перед знаменитой фреской «Капитуляция генерала Корнуоллиса». Мария ела мясной рулет, а Джордж — салат.
— Когда она должна родить? — спросила Мария.
— Примерно через месяц, в начале апреля.
— Как чувствует себя Верина?
— Ужасно. Вялая и дерганая одновременно. Очень устает, что бы ни делала.
— Скоро все пройдет.
Джордж вернул ее к тому, о чем шел разговор.
— Ты будешь крестной матерью?
Она снова уклонилась от ответа.
— Почему ты просишь меня?
Он чуточку подумал.
— Потому что я доверяю тебе. Может быть, больше, чем кому бы то ни было, кроме моей семьи. Если бы Верина и я погибли в авиакатастрофе, а наши родители были бы слишком стары или умерли бы, я был бы уверен, что ты обязательно позаботишься о моих детях.
Мария была тронута.
— Как приятно слышать такое.
Джордж подумал, но не сказал, что у Марии едва ли будут свои дети, ведь ей в том году должно было исполниться сорок четыре года, как он подсчитал. А это значило, что у нее в избытке материнской любви, которую она могла бы дать детям своих друзей.
Она была почти членом семьи. Его дружба с ней длилась почти даадцать лет. Она продолжала заходить к Джеки несколько раз в году. Мария нравилась Грегу, Льву и Марге. Она не могла не нравиться.
Джордж не брал в расчёт эти соображения, но все-таки сказал:
— Если ты согласишься, то сделаешь большое одолжение Верине и мне.
— Верина действительно этого хочет?
Джордж улыбнулся.
— Да. Она знает, что мы были близки, но она не из ревнивых. Кстати, она восхищена, какую ты сделала карьеру.
Мария посмотрела на людей, изображенных на фреске в одежде и обуви XVIII столетия, и сказала:
— Наверное, я капитулирую, как генерал Корнуоллис.
— Спасибо, — обрадовался Джордж. — Я очень рад. Я бы заказал шампанского, но знаю, что ты не станешь пить его в разгар дня.
— Может быть, когда родится ребенок.
Официантка забрала тарелки, и они попросили кофе.
— Как дела в государственном департаменте? — поинтересовался Джордж. Мария там стала большой шишкой. Ее должность называлась заместитель помощника госсекретаря и была более влиятельной, чем казалась на слух.
— Мы пытаемся разобраться, что происходит в Польше, — пояснила она. — Это непросто. Мы принимаем к сведению, что правительство подвергается резкой критике в рядах Объединенной рабочей партии, которая является коммунистической.
Рабочие живут в бедности, элита пользуется большими привилегиями, а «пропаганда успехов» только выпячивает недостатки. В прошлом году снизился национальный доход.
— Ты знаешь, что я член комиссии палаты представителей по разведке.
— Конечно.
— От секретных служб вы получаете надежную информацию?
— Да, надежную, насколько можно судить, но ее недостаточно.
— Ты хотела бы, чтобы я поднял этот вопрос на комиссии?
— Да, пожалуйста.
— Возможно, нам понадобится дополнительный разведывательный персонал в Варшаве.
— Думаю, что да. Польша могла бы представлять важность.
Джордж кивнул.
— Грег тоже говорил об этом, когда Ватикан избрал папой поляка. А Грег обычно бывает прав.
* * *
В сорок лет Таня стала недовольна своей жизнью.
Она спрашивала себя, что бы ей хотелось делать в течение следующих сорока лет, и пришла к убеждению, что ее не устраивает быть прислужницей у Василия Енкова. Она рисковала своей свободой, знакомя мир с его талантом, но это ничего не принесло ей. Она решила, что настало время сосредоточиться на своих собственных нуждах. Что это значило, она не знала.
Мысль о неудовлетворенности пришла ей в голову на торжестве по случаю присуждения Леониду Брежневу Ленинской премии за его мемуары. Награда была смехотворной: трехтомная автобиография советского лидера мало соответствовала действительности, была плохо написана, и даже не самим Брежневым, а кем-то за него. Но Союз писателей воспользовался присуждением как предлогом для пирушки.
Готовясь к выходу в свет, Таня сделала прическу «конский хвост», как у Оливии Ньютон-Джон в фильме «Бриолин», который она видела на подпольной видеокассете. Новая прическа не обрадовала ее, как она на то надеялась.
Выходя из дома, она столкнулась в вестибюле со своим братом и рассказала ему, куда направляется.
— Твой протеже Горбачев выступил с подхалимской речью, восхваляя литературный гений товарища Брежнева, — заметила она.
— Михаил знает, кого целовать в зад, — сказал Димка.
— Ты правильно сделал, что привел его в Центральный Комитет.
— Его уже поддерживал Андропов, который ему благоволит, — пояснил Димка. — Все, что мне пришлось сделать, это убедить Косыгина, что Горбачев настоящий реформатор.
Шеф КГБ Андропов стоял во главе консервативной фракции в Кремле, а Косыгин был поборником реформ.
— Необычно, что нужно заручаться поддержкой обеих сторон. Он сам необычный человек. Приятного тебе вечера.
Вечеринка проходила в служебном помещении Союза писателей, но правлению удалось достать несколько ящиков грузинского шампанского «Багратиони». Под его влиянием Таня затеяла спор с Петром Опоткиным из агентства ТАСС. Никто не любил Опоткина, который не был журналистом, а осуществлял политический надзор. Его приходилось приглашать на мероприятия, потому что он имел слишком большое влияние. Он поймал Таню и с укоризной сказал:
— Визит папы в Варшаву — катастрофа!
Опоткин был прав в этом отношении. Никто не представлял во что это выльется. Папа Иоанн Павел II оказался талантливым пропагандистом. Выйдя из самолета на военном аэродроме «Окенче», он упал на колени и поцеловал польскую землю. На следующее утро фотография была на первых страницах западных газет, и Таня знала, как, должно быть, знал папа, — что снимок найдет дорогу обратно в Польшу подпольными маршрутами. Таня тайно обрадовалась.
