Удары снаружи сменились громыханием, словно стену дома крушили отбойным молотком.
Таня надела халат и вышла в коридор. Она взяла карточку аккредитованного корреспондента ТАСС, лежавшую на столике с ключами от машины и мелочью. Она приоткрыла свою дверь и выглянула на лестничную площадку. Там ничего не происходило, кроме как двое ее ближайших соседей также высунули головы из своих квартир.
Таня оставила дверь открытой, подставив к ней стул, и вышла. Громыхание разносилось с лестничной площадки этажом ниже. Она посмотрела через перила и увидела людей в военной камуфляжной форме пресловутой полиции безопасности. Ломами и кувалдами они выламывали дверь Таниной подруги Дануты Горской.
Таня закричала:
— Что вы делаете? Что происходит?
Некоторые из ее соседей тоже закричали. Полиция не обращала на них внимания.
Дверь открылась изнутри. За ней стоял муж Дануты, в пижаме, очках и с испуганным видом.
— Что вам нужно? — спросил он. Из глубины квартиры слышался плач ребенка.
Полицейские ворвались в квартиру, оттолкнув с дороги мужчину.
Таня побежала вниз по лестнице.
— Вы не имеете права! — выкрикнула она. — Вы должны предъявить документы.
Из квартиры появились два рослых полицейских, таща с собой Дануту с растрепанными волосами в ночной рубашке и в белом махровом халате.
Таня загородила собой им дорогу и показала пресс-карточку.
— Я — советская журналистка.
— Тогда прочь с дороги, — сказал один из полицейских. Пытаясь справиться правой рукой с сопротивляющейся Данутой, он сделал резкое движение левой рукой, в которой держал лом, и нечаянно задел Таню по лицу. От боли она отпрянула назад и почувствовала, что из раны потекла кровь, заливая правый глаз. Двое полицейских мимо Тани потащили Дануту к лестнице. Из квартиры вышел третий полицейский с пишущей машинкой и телефонным автоответчиком.
В дверях снова появился муж Дануты на этот раз с ребенком на руках.
— Куда вы ее уводите? — выкрикнул мужчина.
Полицейские не ответили.
— Я сейчас позвоню военным и все выясню, — сказала она ему.
Держась рукой за голову, она поднялась на свой этаж.
Посмотрев на себя в зеркало, она увидела глубокую рану на лбу, щека была залита кровью, опухла, и на ней появился синяк. Лишь бы кости остались целы, подумала она.
Она взяла трубку и позвонила Стасу.
Его телефон не отвечал.
Она включила телевизор и радиоприемник. Изображение на экране отсутствовало, радио молчало.
Значит, дело не только в Дануте, заключила она.
За Таней в квартиру вошла соседка.
— Я вызову доктора, — предложила она.
— У меня нет времени.
Таня пошла в свою маленькую ванную, смочила полотенце водой и осторожно протерла лицо. Потом она вернулась в спальню, быстро надела теплое белье, джинсы, плотный свитер и пальто на меховой подстежке.
Она сбежала по лестнице и села в свою машину. Снова пошел снег, но главные улицы были свободны от снега, и вскоре она поняла почему. Повсюду были танки и военные грузовики. С растущим предчувствием неотвратимого она поняла, что арест Дануты — это крупица чего-то широкомасштабно зловещего.
Однако войска, входившие в центр Варшавы, не были советскими. Происходившее отличалось от Праги 1968 года. На военной технике были эмблемы польской армии, и на солдатах была польская военная форма. Поляки захватили свою собственную столицу.
На улицах они устанавливали ограждения, но они только что начали свое дело и преграды можно было объехать по другому маршруту. Таня быстро вела машину, рискованно не сбавляя скорость на скользких поворотах, чтобы быстрее доехать до улицы Ивана Ольбрахта в западной части города. Она остановила машину у дома Стаса. Она знала адрес, но никогда не бывала здесь: он всегда говорил, что его жилье немного лучше казармы.
Она вбежала в дом. Ей понадобилось две минуты, чтобы найти нужную квартиру. Она постучала в дверь с надеждой, что он дома, хотя по большей вероятности он сейчас находился на улице, как и другие военные.
Дверь открыла женщина. Таня онемела от удивления. Неужели у Стаса еще одна подруга?
На стоящей перед ней блондинке приятной наружности была розовая ночная рубашка. Женщина с испугом смотрела на Танино лицо.
— Что с вами? — спросила она по-польски.
В коридоре позади женщины Таня увидела маленький красный трехколесный велосипед. Это не подружка Стаса, а его жена, и у них есть ребенок.
Ее пронзило чувство вины, как удар тока. Она отнимала его у семьи. И он лгал ей.
Усилием воли она вернула сознание к текущей реальности.
— Мне нужно поговорить с полковником Павляком, — сказала она. — Это срочно.
Женщина услышала русский акцент и сразу же изменилась. Сердито взглянув на Таню, она сказала:
— Так вы и есть русская шлюха?
Вероятно, Стасу не удалось удержать в полной тайне от жены свой любовный роман. Таня хотела объяснить, что она не знала, что он женат, но момент для этого был не подходящий.
— Сейчас не время для этого, — в отчаянии проговорила она. — Они занимают город. Где он?
— Здесь его нет.
— Вы поможете мне найти его?
— Нет. Убирайтесь к чертовой матери. — Женщина хлопнула дверью.
Таня осталась стоять перед закрытой дверью. Она дотронулась рукой до болевшей брови: казалось, что она еще больше отекла, и от этого у Тани неподобающий вид. Она не знала, что делать дальше.
Другим человеком, который мог знать, что происходит, был Камерон Дьюар. Едва ли она могла бы позвонить ему: как она предположила, все городские телефоны, скорее всего, отключены. Но Камерон мог пойти в американское посольство.
Она выбежала из дома, заскочила в свою машину и помчалась в южную часть города. Она ехала по окраинам, чтобы не попасть в городской центр, где улицы будут перекрыты.
Так значит, Стас женат. Он обманывал обеих женщин. И весьма удачно, с горечью подумала Таня. Вероятно, он заделался хорошим шпионом. Таня так рассердилась, что готова была послать ко всем чертям мужчин. Они все одинаковы.
Она увидела группу солдат, вывешивающих объявление на фонарный столб. Она остановила машину, но не рискнула выйти из нее. Это был указ от имени некого Военного совета национального спасения. Такого совета не существовало — это было вымышленное образование, несомненно, придуманное Ярузельским. Она с ужасом прочитала указ. Вводилось военное положение. Гражданские права временно отменялись, границы закрывались, передвижение между городами прекращалось, общественные собрания запрещались, вводился комендантский час с 10 часов вечера до 6 часов утра, и вооружённым силам разрешалось применять принудительные меры для восстановления законности и порядка.
