Он открыл бутылку шампанского и поставил на стол закуску: тосты с яичным салатом и помидорами, икрой с огурцом. Таню мучило любопытство, кто это все приготовил. Она не удивилась бы, если это дело рук одной из его пассий.
Квартира смотрелась комфортабельно, полная книг и картин. У Василия был кассетный магнитофон. Сейчас он не нуждался в деньгах даже без целого состояния на его счете в иностранной валюте, которое он не мог получить.
Он хотел знать все о Польше. Как Кремлю удалось разгромить «Солидарность», не осуществив ввода войск? Почему Ярузельский предал польский народ? Он думал, что его квартира не прослушивается, но на всякий случай включил Чайковского на кассете.
Таня сказала ему, что «Солидарность» не повержена. Она ушла в подполье. Многие из тех, кого арестовали после введения военного положения, все еще находились в тюрьме, но женоненавистническая тайная полиция недооценила ведущую роль женщин. Почти все активистки были на свободе, в том числе Данута, которую сначала арестовали, а потом отпустили. Она продолжала тайно работать, выпуская нелегальные газеты и брошюры, восстанавливая каналы связи.
Тем не менее Таня была настроена пессимистично. Если они Поднимутся снова, их снова разгромят. Василий не терял надежду.
— Им же почти удалось, — заметил он. — За полстолетия никто так близко не подходил к тому, чтобы нанести поражение коммунистическому режиму.
Таня чувствовала себя, как в прежние времена, комфортно и расслабленно после шампанского. В начале шестидесятых, до того как Василия посадили в тюрьму, они часто сидели так, разговаривая и споря о политике, литературе и искусстве.
Таня сказала ему о телефонном звонке Михаила Горбачева.
— Он со странностями, — сказал Василий. — В Министерстве сельского хозяйства мы часто видим его. Андроповский выкормок, он производит впечатление твердокаменного коммуниста. Его жена еще хуже. Тем не менее он поддерживает реформистские идеи, но так, чтобы не задеть тех, кто стоит выше него.
— Мой брат высокого мнения о нем.
— Когда умрет Брежнев, — чего осталось ждать совсем недолго, слава богу, — Андропов постарается взять бразды правления в свои руки и Горбачев поддержит его. Если эта затея им не удастся, с ними все будет кончено. Их сошлют куда-нибудь в провинции. Но если Андропов возьмет верх, у Горбачева будет большое будущее.
— В любой другой стране пятьдесят лет, как сейчас Горбачеву — самый подходящий возраст, чтобы стать лидером. Здесь он слишком молод для лидерства.
— Кремль — это дом престарелых.
Василий подал борщ с говядиной.
— Вкусно, сказала Таня. Она не могла не спросить:
— Кто варил его?
— Я, конечно. Кто же еще?
— Не знаю. У тебя есть домработница?
— Ко мне приходит одна бабушка убираться в квартире и гладить мои рубашки.
— Тогда одна из твоих пассий?
— У меня сейчас нет пассий.
Таню это заинтересовало. Она вспомнила их последний разговор перед ее отъездом в Варшаву. Он утверждал, что изменился и постарел. Она почувствовала, что ему нужно показать это, а не ограничиться словами. Она была уверена: это всего лишь уловка, рассчитанная на то, чтобы уложить ее в постель. Или она ошибалась? Она сомневалась в этом.
После ужина она спросила его, что он думает о тех гонорарах, которые накапливались в Лондоне.
— Ты должна взять эти деньги, — сказал он.
— Не говори глупости. Ты писал книги.
— Мне было мало чего терять — я уже находился в Сибири. Они больше ничего не могли мне сделать, разве что убить меня. А смерть в тех условиях была бы избавлением. А ты рисковала всем: карьерой, свободой, жизнью. Ты заслуживаешь этих денег больше, чем я.
— Я не взяла бы их, даже если бы ты мог дать их мне.
— Тогда они, вероятно, будут лежать там, пока я не умру.
— А ты не хотел бы попробовать эмигрировать на Запад?
— Нет.
— Ты уверен?
— Да, уверен.
— Почему? Ты мог бы писать обо всем, что тебе захочется. Не было бы никаких радиосериалов.
— Я не поехал бы… без тебя.
— Ты это серьезно?
Он пожал плечами.
— Я не рассчитываю на то, что ты поверишь мне. Почему ты должна верить? Но ты самый важный человек в моей жизни. Ты приехала в Сибирь разыскивать меня — ты, и никто другой. Ты пыталась добиться моего освобождения. Ты тайно переправляла мои труды в свободный мир. В течение двадцати лет ты была моим лучшим другом.
Эти слова тронули Таню до глубины души. Она никогда не смотрела на их взаимоотношения под этим углом зрения.
— Спасибо тебе за такое признание, — сказала она.
— Это не больше чем правда. Я никуда не поеду. Конечно, если ты не поедешь со мной, — добавил он.
Она не спускала с него глаз. Серьезное ли это предложение? Она не решалась задать такой вопрос. Она перевела взгляд на снежинки, кружащиеся в свете фонаря за окном.
— За двадцать лет мы даже ни разу не поцеловались.
— Это правда.
— И ты все еще думаешь, что я бессердечный Казанова.
Сейчас она и не знала, что подумать. Изменился ли он? И вообще, меняются ли люди? Она сказала:
— После стольких лет разве можно нарушать заведенный порядок?
— И все-таки я этого хочу всем своим сердцем.
Она перевела разговор на другую тему.
— Будь у тебя шанс, ты поехал бы на Запад?
— Только с тобой, и никак иначе.
— Мне всегда хотелось сделать Советский Союз лучше, но не бежать из него. Но после поражения «Солидарности» мне трудно поверить в лучшее будущее. Коммунизм может существовать тысячу лет.
— Во всяком случае, дольше, чем мы с тобой проживем.
Таня стояла на распутье. Она удивлялась, как ей хотелось поцеловать его. Еще больше ей хотелось остаться здесь, разговаривать с ним, сидя на диване в этой теплой квартире, когда за окном падают снежинки, долго-долго. Какое странное чувство, думала она. Возможно, это любовь.
И она поцеловала его.
Немного позже они пошли в спальню.
* * *
Наталья всегда первой приносила новости. Взволнованная, она вошла в кабинет Димки в канун Рождества.
— Андропов не будет присутствовать на заседании Политбюро, — сообщила она. — Он очень болен и не может выйти из больницы.
Очередное заседание Политбюро было намечено на следующий день после Рождества.
— Черт, — пробормотал Димка. — Это опасно.
Как ни странно, Юрий Андропов оказался хорошим советским руководителем. В течение пятнадцати предыдущих лет он успешно возглавлял пресловутую секретную службу КГБ. Вот и сейчас, будучи Генеральным секретарем Коммунистической партии Советского Союза, он продолжал безжалостно расправляться с диссидентами. Но внутри партии он проявлял удивительную терпимость к новым идеям и реформам. Как средневековый папа, который подвергал пыткам еретиков и все же обсуждал со своими кардиналами доводы против существования Бога. Андропов свободно говорил в своем узком кругу, в который входили Димка и Наталья, о недостатках советской системы. И разговоры приводили к действиям. Кураторство Горбачева с сельского хозяйства распространилось на всю экономику, и он предложил программу децентрализации советской экономики, отобрав у Москвы полномочия принятия решений и передав их управленцам, стоящим ближе к проблемам.
