Так что Джаспер был не то чтобы поражен, а глубоко уязвлен. Он начал работать в «Сегодня» двадцать лет назад и внес вклад в то, чтобы эта новостная программа стала очень популярной. Быть уволенным казалось ему отрицанием работы, сделанной им за всю жизнь. Щедрое выходное пособие не могло ослабить его боль.
Вероятно, ему не нужно было отпускать шутку о Рейгане в конце своей последней передачи. Сообщив зрителям о своем уходе, он сказал: «И запомните: если президент говорит вам, что идет дождь, — и кажется, что он говорит это со всей искренностью, — тем не менее выгляните в окно. Только чтобы убедиться». Франк Линдеман был взбешен.
Коллеги Джаспера устроили ему прощальный вечер в ресторане «Олд Эббит грил», который посещали самые влиятельные вашингтонские знаменитости. Опершись на барную стойку поздно вечером, Джаспер произнес речь. Обиженный, грустный и непокорный, он сказал:
— Я люблю эту страну. Я полюбил ее с первого дня, как приехал сюда в 1963 году. Я люблю ее, потому что она свободна. Моя мать вырвалась из нацистской Германии, остальным членам ее семьи это не удалось. Первое, что сделал Гитлер, — это наложил лапу на прессу и сделал ее прислужницей власти. Ленин сделал то же самое. — Джаспер выпил несколько стаканов вина, и в результате у него развязался язык. — Америка свободна, потому что у нее есть непочтительные газеты и телевидение, которые разоблачают и стыдят президентов, подтираются Конституцией. — Он поднял стакан. — За свободную прессу. За непочтительность. Боже, благослови Америку.
На следующий день Сузи Кэннон, никогда не упускавшая случая пнуть сбитого с ног человека, опубликовала длинный и едкий биографический очерк о Джаспере. Она договорилась до того, что якобы его служба во Вьетнаме и получение им американского гражданства были отчаянными попытками скрыть злобную ненависть к Соединенным Штатам. Она также представила его безжалостным сексуальным хищником, который отнял Верину у Джорджа Джейкса, так же как он увел Иви Уильямс у Камерона Дьюара в шестидесятых годах.
В результате Джаспер столкнулся с трудностями при поисках другой работы. После безуспешных попыток в течение нескольких недель ему наконец другая телекомпания предложила место европейского корреспондента в Бонне.
— Ты способен на большее, — сказала Верина. Она не могла терять время на неудачников.
— Ни одна компания не возьмет меня телеведущим.
Они сидели в гостиной поздно вечером, после того как посмотрели новости и собирались ложиться спать.
— Но Германия? — повела плечами Верина. — Это же место для новичка, поднимающегося по карьерной лестнице.
— Вовсе нет. Восточная Европа сейчас бурлит. В ближайшие год-два в этой части мира могут произойти события, которые станут темами интересных репортажей.
В ее планы не входило, чтобы он смирился с неудачей.
— Есть лучшие варианты работы, — сказала она. — Разве «Вашингтон пост» не предлагала тебе колонку комментатора?
— Всю жизнь я работал на телевидении.
— Ты не обращался на местное телевидение, — не останавливалась она. — В узком кругу ты мог бы быть очень влиятельным человеком.
— Нет, не мог бы. Это означало бы, что я на излете. — От такой перспективы Джаспера передернуло. — Я не сделаю этого.
На ее лице появилось недовольное выражение.
— Тогда не думай, что я поеду с тобой в Германию.
Он ожидал этого, но поразился ее непреклонной решимости.
— Почему?
— Ты говоришь по-немецки, а я нет.
Джаспер не очень хорошо говорил по-немецки, но это не был его лучший аргумент.
— Это будет приключением, — сказал он.
— Будь реалистом, — резко проговорила она. — У меня есть сын.
— Для Джека это тоже будет приключением. Он научится говорить на двух языках.
— Джордж через суд попытается добиться, чтобы я не увозила ребенка. Мы оба несем юридическую ответственность за него. В любом случае я не поеду. Джеку нужен его отец и бабушка. А как же моя работа? Я добилась успеха. На меня работают двенадцать человек, которые лоббируют правительство по либеральным мотивам. Несерьезно просить меня, чтобы я все это бросила.
— Надеюсь, я смогу приезжать к тебе в отпуск?
— Ты шутишь? Как ты представляешь себе наши отношения? И кроме того, долго не придется ждать, как ты начнешь кувыркаться в постели с толстой блондинкой с косичками.
На самом деле Джаспер всю жизнь не пропускал мимо ни одной юбки, но Верине он никогда не изменял. Перспектива потерять ее вдруг показалась ему невыносимой.
— Я могу быть верным, — в отчаянии сказал он.
Заметив, как он огорчился, Верина смягчила тон:
— Это трогательно, Джаспер. Я даже верю в твои благие намерения. Но я знаю тебя, и ты знаешь меня. Ни ты, ни я не можем долго воздерживаться.
— Послушай, — взмолился он. — Все на американском телевидении знают, что я ищу работу, и пока мне предложили только эту. Как ты не понимаешь? Я прижат к стене. У меня нет альтернативы.
— Я понимаю, и мне жаль тебя. Но надо трезво смотреть на веши.
Джаспер воспринял ее сочувствие с более острой болью, чем презрение.
— В любом случае это не навсегда, — недовольно сказал он.
— Ты уверен?
— Да, уверен.
— Я еще покажу себя.
— Где? В Бонне?
— Из Европы еще будут приходить новости, которые затмят все остальное на американском телевидении. Следи за тем, что я буду сообщать.
Лицо Верины стало грустным.
— Значит, ты решил ехать?
— Я же сказал, что должен ехать.
— В таком случае, — с сожалением сказала она, — не рассчитывай застать меня здесь, когда вернешься.
* * *
Джаспер никогда не был в Будапеште. В годы юности он всегда смотрел на запад, в сторону Америки. Кроме того, всю его жизнь Венгрию закрывали серые облака коммунизма. Но в ноябре 1988 года, когда экономика страны пришла в упадок, произошло нечто немыслимое. Небольшая группа молодых коммунистов-реформаторов взяла в свои руки бразды правления, и один из них, Миклош Немет, стал премьер-министром. В числе прочих мер он открыл фондовую биржу.
У Джаспера это не укладывалось в голове.
Всего шесть месяцев назад Кароли Грос, лидер венгерских коммунистов, проводивший жесткую линию, в интервью журналу «Ньюсуик» заявил, что многопартийная демократия «исторически невозможна» в Венгрии. Но Немет ввел в действие новый закон, позволяющий создание независимых политических «клубов».
Это была сенсация. Но необратимы ли перемены? Не надавит ли скоро Москва?
Джаспер прилетел в Будапешт в январскую метель.
Снег лежал на неоготических башнях здания парламента. В этом здании Джаспер встречался с Миклошом Неметом.
