— Мы должны поддерживать средства ядерного сдерживания НАТО, — сказал Бейкер так, словно повторял мантру.
Геншер через силу сдержал себя.
— Мы не согласны, как и наш народ. Четверо из пяти немцев хотят, чтобы все ядерное оружие было выведено из Европы.
— Их вводит в заблуждение кремлевская пропаганда.
— Мы живем в демократической стране. В конце концов, решает народ.
Дик Чейни, американский министр обороны, также присутствовал в комнате.
— Одна из главных целей Кремля — превратить Европу в зону, свободную от ядерного оружия, — сказал он. — Мы не должны попасть в эту ловушку.
Геншер был явно раздражен, что его поучают люди, которые знают о европейской политике гораздо меньше, чем он. Он выглядел школьным учителем, который безуспешно пытается что-то объяснить заведомо тупым ученикам.
— «Холодная война» закончилась, — произнес он.
Ребекка пришла в уныние, поняв, что разговор абсолютно бесполезен. Никто не слушал: решение ими всеми принято заранее.
Она не ошиблась. Стороны обменивались раздраженными замечаниями еще несколько минут, и потом встреча закончилась.
Никакого фотографирования не предвиделось.
Когда немецкая делегация выходила, Ребекка ломала голову, как спасти положение, но ничто не приходило на ум.
В вестибюле Мария Саммерс сказала Ребекке:
— Все пошло не так, как я ожидала.
Это не было извинением, но близким к нему настолько, насколько положение Марии позволяло принести его.
— Ничего, — ответила Ребекка. — Жаль, что диалога было мало, а разногласий много.
— Можно ли что-нибудь сделать, чтобы сблизить наши позиции по этому вопросу?
Ребекка хотела сказать, что не знает, но вдруг ей пришла в голову мысль.
— Можно, — сказала она. — Почему бы президенту Бушу не приехать в Европу? Пусть он все увидит своими глазами. Поговорит с поляками и венграми. Уверена, что он изменит свое мнение.
— Вы правы, — заметила Мария. — Я предложу это. Спасибо.
— Желаю удачи. До свидания.
Глава шестидесятая
Лили Франк и ее семья были изумлены.
Они смотрели новости по западногерманскому телевидению. В Восточной Германии его смотрели все, даже партийные аппаратчики: достаточно было взглянуть, куда повернуты антенны на их домах.
Перед телевизором сидели Лили, ее родители Карла и Вернер, Каролин с Алисой и ее жених Гельмут.
Сегодня, 2 мая, венгры открыли границу с Австрией.
Они ничего не скрывали. Власти провели пресс-конференцию в городке Хегисалом, где дорога из Будапешта в Вену пересекает границу. Вероятно, они даже пытались спровоцировать Советы на ответные действия. На грандиозной церемонии перед сотнями иностранных журналистов электронная система сигнализации и наблюдения была выключена вдоль всей границы.
Семья Франков смотрела на все это с недоверием.
Пограничники большими ножницами для резки металла кромсали ограду, собирали куски колючей проволоки и небрежно сваливали их в кучу.
— Боже мой! — воскликнула Лили. — Ведь это сносят «железный занавес».
— Советы этого не потерпят, — сказал Вернер.
Лили не была так уверена. В последние дни она вообще во всем сомневалась.
— Венгры не стали бы этого делать, если бы не ожидали, что Советы смирятся с этим. Разве не так?
Ее отец покачал головой.
— Они, наверное, думают, что это сойдет им с рук.
Глаза Алисы засветились надеждой.
— Но это значит, что Гельмут и я сможем уехать! — оживилась она. Им очень хотелось выбраться из Восточной Германии. — Мы можем поехать на машине в Венгрию будто бы отдохнуть, а потом перейти границу в Австрию.
Лили искренне желала, чтобы перед Алисой открылись возможности, которых она сама лишилась. Ноэтобудет не так-то просто.
— Мы правда сможем? — спросил Гельмут.
— Нет, не сможете, — отрезал Вернер. Он показал рукой на телевизор. — Прежде всего, я не вижу, чтобы кто-то на самом деле уже переходил границу. Давайте посмотрим, случится ли это. Во-вторых, венгерское правительство в любой момент может передумать и начнет арестовывать людей. В-третьих, если венгры действительно позволят людям уезжать, то Советы пошлют танки, чтобы прекратить это.
Лили подумала, что отец настроен слишком пессимистично. Сейчас, в свои семьдесят лет, он становился робким. Она судила об этом по тому, как он вел дела в бизнесе. Он отверг идею телевизоров с дистанционным управлением, и когда их производство стало всюду быстро расти, его фабрике пришлось наверстывать упущенное.
— Посмотрим, — сказала Лили. — В ближайшие дни кто-то обязательно попытается перейти границу. И мы узнаем, будут ли их останавливать.
Алиса возбужденно заговорила:
— А что, если дедушка Вернер не прав? Мы не можем упускать такого случая. Что нам делать?
Ее мать Каролин беспокойно заметила:
— Мне кажется, это опасно.
Вернер обратился к Лили:
— Почему ты думаешь, что власти Восточной Германии будут и в дальнейшем разрешать нам ездить в Венгрию?
— Им ничего не останется делать, — возразила Лили. — Если они запретят ездить летом на отдых тысячам семей, то тогда действительно будет революция.
— Если другим разрешат, то нам едва ли.
— Почему?
— Потому что мы семья Франков, — раздраженно принялся объяснять Вернер. — Твоя мать была членом муниципального совета от социал-демократической партии, твоя сестра унизила Ганса Гофмана, Валли убил пограничника, а ты и Каролин ноете песни протеста. Наш семейный бизнес находится в Западном Берлине, и они не могут конфисковать его. Мы всегда были раздражителем для коммунистов. Вследствие этого, к сожалению, к нам особое отношение.
— Значит, мы должны принять особые меры предосторожности, заметила Лили. — Вот и все. Алиса и Гельмут будут проявлять крайнюю осторожность.
— Я хочу уехать, как бы ни было опасно, — решительно заявила Алиса. — Я сознаю степень риска, но меня ничто не остановит. — Она с упреком посмотрела на отца. — Ты вырастил два поколения при коммунистах. Их система подлая, жестокая, глупая, она обанкротилась, и все же она существует. Я хочу жить на Западе. Гельмут тоже. Мы хотим, чтобы наши дети росли в свободном и процветающем обществе. — Она повернулась к своему жениху. — Ты согласен со мной?
— Да, — ответил он, хотя Лили показалось, что он более осторожен, чем Алиса.
— Это безумие, — проговорил Вернер.
В спор вмешалась Карла.
