Наталья молчала. Никто за столом не мог возразить.
Кроме Димки.
— У товарища Хрущева есть решение, — произнес он.
Все с удивлением посмотрели на него.
— На сегодняшнем утреннем заседании, — продолжал он, — первый секретарь сформулирует предложение, которое можно сделать Соединенным Штатам. — В комнате стояла мертвая тишина. — Мы уберем наши ракеты с Кубы…
Его перебил хор голосов. Кто-то из сидящих за столом выражал удивление, кто-то протестовал. Он поднял руку, требуя тишины.
— Мы уберем наши ракеты, если получим гарантии того, чего мы добивались все это время. Американцы должны дать обещание не нападать на Кубу.
Несколько секунд все молча переваривали услышанное.
Быстрее всех отозвалась Наталья.
— Блестяще, — сказала она. — Разве может Кеннеди отказаться? Иначе он признает перед всеми свое намерение захватить бедную страну третьего мира. Иначе его все осудят за колониализм. И он подтвердит нашу точку зрения, что Кубе нужно ядерное оружие, чтобы защититься. — Она самая умная за этим столом и самая красивая.
— Если Кеннеди согласится, — попытался стоять на своем Филиппов, — нам придется увезти ракеты обратно.
— Они больше не понадобятся, — парировала Наталья. — Кубинская революция будет в безопасности.
Димка видел, что Филиппов хотел оспаривать такой шаг, но не мог. Хрущев загнал Советский Союз в тупик, но потом нашел достойный выход.
Когда совещание закончилось, Димке удалось поймать Наталью.
— Нам нужно вкратце обсудить, как сформулировать предложение Хрущева Кеннеди, — сказал он.
Они уединились в углу комнаты. Он смотрел на вырез ее платья и представлял ее маленькие груди с заостренными сосками.
— Не глазей на меня так, — предупредила она его.
— Я не глазею, — попытался отпираться он, но это было бессмысленно.
— Ты что — не понимаешь, ведь люди заметят.
— Извини, ничего не могу с собой поделать. — Димка потупил глаза. Это совсем не тот интимный и приятный разговор, которого он ожидал.
— И про нас никто не должен знать, — с опаской бросив взгляд но сторонам, произнесла Наталья.
Димке казалось, что он говорит с другим человеком, а не с жизнерадостной, сексуальной девушкой, соблазнившей его двумя днями раньше.
— Я не собираюсь кричать на всех перекрестках, — сказал он. — но я не знал, что это государственная тайна.
— Я замужем!
— Ты хочешь остаться с Ником?
— Что за вопрос?
— У тебя есть дети?
— Нет.
— Люди же разводятся.
— Мой муж никогда не даст согласия на развод.
Димка не спускал глаз с Натальи. Очевидно, это еще не все: женщина могла добиться развода, несмотря на несогласие мужа. Но речь сейчас шла не о юридической стороне. Наталья была серьезно встревожена.
— Почему ты все-таки это сделала?
— Я думала, что мы все погибнем.
— И сейчас ты сожалеешь об этом?
— Я замужем, — повторила она.
— Это не ответ на мой вопрос, — но от нее все равно ничего не добьешься, подумал он.
Борис Козлов, другой помощник Хрущева, позвал с противоположного конца комнаты:
— Димка, пойдем!
Димка встал.
— Мы сможем поговорить позже? — негромко спросил он.
Наталья опустила голову и ничего не ответила.
Борис снова позвал Димку, и он ушел.
Президиум обсуждал предложение Хрущева большую часть дня. Возникали сложности. Будут ли американцы настаивать на досмотре пусковых установок, чтобы убедиться, что ракеты сняты с боевого дежурства? Согласится ли Кастро с досмотрами? Пообещает ли Кастро не получать ядерное оружие из других источников, например, от Китая. Тем не менее Димка полагал, что у мира появилась надежда, что войны не будет.
Между тем Димка думал о Нине и Наталье. До сегодняшнего Утреннего разговора он считал, что это ему решать, которую из двух женщин выбрать. Сейчас он осознал, что — относительно свободы своего выбора.
Наталья не собиралась оставлять своего мужа.
Он понял, что с ума сходит по Наталье, а с Ниной у него ничего подобного не было. Каждый раз, когда раздавался стук в дверь он надеялся, что это Наталья. В голове он снова и снова прокручивал все, что было между ними, в ушах звучало все, что она говорила вплоть до незабываемых слов: «Димка, я тебя обожаю».
Это не «Я тебя люблю», но что-то близкое.
Хотя она не думает разводиться.
Тем не менее хотел он Наталью.
Это значит, ему нужно сказать Нине, что их роман окончен. Он не мог продолжать роман с девушкой, которая в его предпочтениях отошла на второе место. Это было бы нечестно. Он представлял, как Валентин высмеял бы его угрызения совести, но он ничего не мог поделать.
Вот только Наталья не намеревалась оставлять своего мужа. Тогда у Димки никого не будет.
Он скажет Нине сегодня вечером. Они вчетвером должны встретиться на квартире девушек. Он отведет Нину в сторону и скажет… Что? Оказывается, придумать сами слова труднее, чем ему представлялось. Перестань, сказал он себе, ты пишешь речи Хрущеву, можешь написать и себе.
Наш роман подошел к концу… Я не хочу больше видеться с тобой… Я думал, что люблю тебя, но я понял, что нет… С тобой мне было хорошо…
Все, что приходило ему на ум, звучало грубо. Неужели нельзя объясниться как-нибудь деликатнее? Вероятно, нет. Что, если выложить напрямую? Я встретил другую девушку, и я по-настоящему люблю ее…
Это еще хуже.
В конце дня Хрущев решил, что Президиум должен продемонстрировать добрую волю перед всем миром, коллективно отправившись в Большой театр на «Бориса Годунова» с американским певцом Джеромом Хайнсом в главной роли. Помощников пригласили также. Димка считал, что это глупая затея. Бессмысленно кого-либо водить за нос. В то же время он даже обрадовался, что может не встречаться с Ниной, чего ему совсем не хотелось.
Он позвонил ей на работу и застал ее на месте, до того как онаушла домой.
— Сводня у меня ничего не получится, — сказал он. — Мне нужно идти в Большой с боссом.
— Ты можешь отказаться? — спросила она.
— Ты шутишь? Тот, кто работал с первым секретарем, скорее откажется идти на похороны матери, чем позволит себе ослушаться.
— Я хочу увидеться с тобой.
— Об этом не может быть и речи.
— Приезжай после оперы.
— Будет поздно.
— Не важно когда, приезжай ко мне. Я буду ждать хоть всю ночь.
