– Значит, Михаил компрометировал свою семью, – задумчиво сказал Люк. – Я думаю, Ангеловским очень хотелось, чтобы эти слухи прекратились. Не так ли?
Впервые с момента их встречи в золотистых глазах Николая мелькнуло какое-то чувство.
– Не надо, – тихо и жестко проговорил Николай. – Даже и не думайте такого, или я…
– Убьете меня? – предположил Люк, поднимая темную бровь. – Полагаю, что вы способны на убийство…, несмотря на наши родственные связи.
Николай стиснул зубы и яростно сверкнул глазами. Ненависть накрыла их тяжелым облаком. Наконец они подъехали к дому Щуровского, двухэтажному особняку на берегу Невы. Перед золоченой резной дверью стояли двое часовых.
– Это дворники, – сказал Николай, выходя из экипажа. – Безвредные сторожа. Прежде чем вы начнете рубить их в капусту, дайте-ка я с ними поговорю.
Люк выбрался из коляски вслед за ним и наблюдал, как Николай перебросился со сторожами парой слов, а потом сунул им несколько монет. Те, быстро и бесшумно открыв двери, пропустили их в дом.
Поговорив о чем-то с подошедшим лакеем, Николай жестом пригласил Люка следовать за ним по коридору, обитому золотой парчой.
– Никого из семьи дома нет. Графиня в деревне, а графа ждут попозже, ближе к ночи.
– А пока?
– Мы подождем. И выпьем. Вы как, Стоукхерст, – пьющий человек?
– Не особенно.
– У нас, русских, есть поговорка: «Не пить – не жить».
Они направились в библиотеку, обставленную в западноевропейском стиле: высокие книжные шкафы, мебель красного дерева, кожаные кресла. Слуга принес на подносе рюмки и несколько запотевших бутылок.
– Это водка, настоянная на различных травах и тому подобном, – объяснил Николай, наливая в рюмку янтарную жидкость и указывая на бутылки, – на березовых почках, на древесном угле, на перце, на лимонных корочках…
– Мне березовую, – откликнулся Люк.
По кивку Николая слуга принес еще один поднос – с закусками: икрой, хлебом, селедкой. Николай с довольным видом устроился в кресле, держа в одной руке рюмку водки, в другой – ломоть черного хлеба, намазанный зернистой икрой. Мгновенно расправившись с ними, он вновь наполнил рюмку. Желтые глаза его пристально вглядывались в Люка.
Внезапно он показал на крючок на месте левой кисти Люка и спросил, осушив вторую рюмку:
– Как это случилось?
– Покалечился при пожаре.
– А! – В коротком восклицании не было ни удивления, ни сочувствия. Николай продолжал оценивающе разглядывать его. – Почему вы женились на Тасе? Надеялись получить какую-то долю ее состояния?
– Я не нуждаюсь в деньгах, – холодно отвечал Люк.
– Тогда почему? Вы чем-то обязаны вашим друзьям Эшборнам?
– Нет. – Люк слегка запрокинул голову, допивая водку.
Напиток был мягким и холодным, но жгучая волна опалила ему горло.
– Значит, по любви, – продолжал Николай. В его голосе, как ни странно, не было насмешки. – Разумеется, вы ранее никогда не видели девушки, подобной Анастасии Ивановне? Так ведь?
– Да, – угрюмо буркнул Люк.
– Это потому, что Тасю воспитывали в старорусских «теремных» традициях. Она жила в деревне, подальше от мужских глаз, и не видела никого, кроме отца, нескольких близких родственников и учителей. Птица в золотой клетке. Так воспитывали дочерей на протяжении многих поколений, но это было давно. В наши дни такое воспитание редкость. Когда Тасю увидели на первом «белом» балу, все мужчины Санкт-Петербурга были увлечены ею. Странная, тихая, красивая девушка. Прошел слух, что она ведьма. Я чуть сам в это не поверил, когда заглянул в ее бездонные глаза. Все мужчины одновременно страшились и желали ее. Кроме меня. – Николай замолчал и вновь наполнил рюмку Люка. – Я хотел, чтобы брат получил ее.
– Почему?
– Мише был нужен кто-то, кто мог заботиться о нем и понять, какие демоны терзают его душу. Ему была нужна жена из хорошего рода, умная, чуткая, терпеливая женщина, чье чувство долга принудит ее оставаться с ним, несмотря на все оскорбления и издевательства. Все эти черты я видел в Тасе.
Люк смерил его яростным взглядом:
– А вы не подумали о том, что Михаил ее просто погубит, вместо того чтобы воспользоваться ее помощью?
– Конечно. Но это не имело значения, раз появился шанс спасти Мишу.
– Он получил то, чего заслуживал. – С мрачной улыбкой Люк сделал глоток водки.
– А теперь это же получит и Тася.
Люк уставился на русского тяжелым взглядом, ненависть захлестывала его. Если с Тасей что-то случится, Ангеловские дорого заплатят за это. Оба замолчали – водка начала оказывать свое притупляющее чувства действие. Только поэтому Люк не бросился на русского князя в попытке свернуть ему шею.
В библиотеку бесшумно вошел слуга и приглушенным голосом обратился к Николаю. Разговор длился довольно долго, после чего Николай махнул рукой, отпуская слугу, и, нахмурившись, повернулся к Люку:
– Он сказал, что Щуровский вернулся, но он болен. – Видя недоумение Люка, князь объяснил:
– Слишком много выпил. Все еще хотите поговорить с ним сегодня?
Люк поднялся на ноги:
– Где он?
– У себя в спальне, готовится ко сну. – Поняв, что решение Люка увидеть Щуровского непреклонно, Николай закатил глаза к небу. – Ладно, пойдем к нему. Может, нам повезет, и он потом ничего не вспомнит. Но только на пять минут. Понятно? После этого сразу уходим.
Они поднялись наверх, в роскошные покои. Щуровский сидел на краю постели, безучастно ожидая, пока слуга его разденет. Он совсем не был похож на того лощеного самоуверенного человека, которого Люк впервые увидел на приеме во главе стола среди знатных гостей. Сейчас его седые волосы были неряшливо всклокочены, глаза покраснели, взгляд затуманился. Рубашка была расстегнута до пояса, открывая обвисшее рыхлое тело. В комнате стоял сильный запах вина и табачного дыма, казалось, исходивший от старика.
– Не знаю, зачем я это делаю, – зло шепнул Николай, заходя в комнату, и уже громко позвал:
– Граф Щуровский…
Ваше высокопревосходительство… – Помолчав, он коротко приказал растерянному слуге:
– Пошел прочь.
Без лишних понуканий слуга быстро вышел из спальни.
Он промелькнул мимо Люка, не сказав ни слова. Люк не стал проходить в комнату, а остался около двери. Какой-то инстинкт не позволил ему пройти вперед. Он почувствовал, что ему лучше быть незаметным. Перед его глазами разворачивался странный спектакль, и он хотел в нем разобраться, несмотря на незнание языка.
– Ваше высокопревосходительство, я приношу свои извинения, что потревожил вас, – начал Николай по-русски, подходя к поникшей фигуре на краю постели. – Я буду краток и затем оставлю вас в покое. Мне хотелось бы спросить вас кое о чем. Это касается смерти моего брата, Михаила Дмитриевича. Ваше высокопревосходительство, вы не помните, были ли вы с ним знакомы?
