– Не нужно! Я сам… – Воевода передал посох одному из своих бояр, нащупал среди железной бесформенной кучи ремешок, развел ладони, поднял – и кольчуга раскрылась в черную с золотом рубаху с двумя рядами медных колец на юбке и на рукавах. Прочности сии ряды броне не добавляли, но зато выглядели красиво. – Поднимай руки, племянник!
Сын великого князя послушался, и вскоре байдана со зловещим шелестом легла ему на плечи – прямо поверх ферязи. И сразу стало ясно, что броня Василию Васильевичу явственно велика. Рукава поползли вниз, юбка повисла чуть не до самых ступней.
– Да-а-а, – со вздохом признал свою ошибку воевода. – Тебе до нее, вестимо, надобно еще изрядно подрасти.
– Да подпоясаться просто, чтобы не болталась, да застежки переставить! – не согласился княжич, одергивая железное полотно со спины на грудь. – Кольчуги, они ведь безразмерные!
– Можно и поясом подтянуть, – не стал спорить князь Звенигородский. – Но рукава все едино виснут.
– Виснут, но не мешают! Ты возьмешь меня в ратный поход, дядюшка? – жадно попросил княжич. – Кого ты станешь громить на сей раз?
– А кто рубежи русские потревожит, того и истреблю, – пообещал Юрий Дмитриевич.
– Меня возьмешь? – снова азартно потребовал мальчуган.
– Когда байдана впору станет, так и возьму, – улыбнулся непобедимый воевода.
– Да это когда еще будет, дядюшка?! – возмутился отрок.
– В твои годы, Вася, отроки растут быстро, – утешил его князь. – Через пару лет броня аккурат в размер будет.
– Мама ко мне намедни с новиком приходила. Ему всего тринадцать, а он уже в битвах побывал! – припомнил Василий. – Почему мне тогда нельзя? Я ведь великокняжеского рода, у меня прав больше, нежели у него! Я тоже хочу в поход!
– Ты про боровского княжича? – сразу понял воевода. – Нашел с кем равняться! Ты в державе единственный, а младших княжеских сыновей – многие сотни. Посему тебя от татарских стрел всячески беречь надобно, а Василием Боровским можно и рискнуть. И опять же, вспомни, насколько новик выше тебя ростом и шире в плечах. Отец взял его на службу, когда ему стала впору взрослая броня. Подрасти хотя бы до размера сей байданы, а уж потом во взрослую драку устремляйся.
– Но ты меня возьмешь в битву, дядя? – настойчиво потребовал ответа мальчик. – Ты обещаешь?
Прежде чем воевода успел ответить, все вокруг него склонились в низких поклонах, и в наступившей тишине прозвучал хриплый голос:
– Ну, здравствуй… брат…
Юрий Дмитриевич крутанулся на пятках, вскинул в удивлении брови и раскрыл объятия:
– Здравствую, брат!
Сыновья Дмитрия Донского обнялись, чуть отступили, оценивая друг друга взглядом.
На сей раз великий князь выглядел куда скромнее воеводы: шапка из горностая, стеганый суконный поддоспешник вовсе без опушки, коричневые шерстяные штаны и сапоги из грубой воловьей кожи. Разве токмо пояс оставался боярским, кожаным с серебряными накладками, да на поясной сумке сверкали золотые заклепки. И свита за государем шла не боярская, а из пяти холопов в посконных рубахах да в засаленных тулупах.
– Ты откуда, брат? – не сдержал изумления звенигородский князь.
– Из конюшни, – ответил московский правитель. – Кобылка туркестанская ожеребилась. Красавец уродился без единого темного пятнышка! На слово конюхам не поверил, сходил убедиться. Представляешь, так оно и есть! Белый весь жеребенок, ровно Русь после Покрова! Не иначе, Карачуний подарок. Надобно будет тоже ему отдариться. Пастилы с халвою ряженым отсыпать али изюма с курагой. А ты откуда здесь, в шубе и с посохом на детском развлечении? Я уж и забыл, когда тебя таковым видел!
– Подарок племяннику принес, – оглянулся на княжича Юрий Дмитриевич. – На войну страсть как просится. Ты отпустишь его со мною в ратный поход, княже? Не сейчас, знамо, а когда броня впору придется.
– Как придется, так и решу, – без тени улыбки ответил великий князь.
– И еще я желал с тобой попрощаться, брат, – после малой заминки продолжил воевода. – Отъезжаю в удел. Надобно проверить, как оно там, без хозяйского пригляда. Приказчики у меня вроде толковые. Но одно дело за чужим добром следить, и совсем другое – о своем беспокоиться.
– Это понятно, – согласился Василий Дмитриевич. – Родной очаг, дети, дом. Без них в душе пустота. Что же, тогда пойдем. Попрощаемся.
Братья вместе направились к крытому черным от дегтя тесом крыльцу, поднялись по ступеням, вошли во дворец – в то время как мальчишки окружили княжича, с завистью рассматривая вороненую броню, трогая именные кольца.
Похоже, княжич Василий стал первым среди знатных отроков, получившим в подарок от старших родственников свой собственный настоящий доспех.
Тем временем великий князь провел своего брата в трапезную, поднялся там за возвышающийся над пустой палатой опричный стол, сел в свое, центральное, кресло, распорядился в сторону конюхов:
– Третьяк, ступай на кухню! Вели принести нам с братом вина и буженины. И скажи, что вас в честь редкого события я тоже приказываю напоить и накормить угощениями от моего обеда.
– Слушаю, княже, – поклонился один из холопов.
– Оставьте нас одних, – отдал второй приказ Василий Дмитриевич, и свита воеводы попятилась, скрывшись за дверью.
В огромном помещении повисла тишина.
– Как-то ты сурово с сыном, – после долгого молчания заговорил первым Юрий Дмитриевич. – Мальчишка в походы рвется, в горячие битвы. Пообещал бы отпустить-то, что тебе от пары слов? Ему до сей брони еще расти и расти! Как оно через три года сложится, ныне еще неведомо, зато сегодня бы твой сын порадовался, надежду…
– Как ты о нем заботишься, беспокоишься, Юра, одаряешь… – хрипло ответил великий князь. – Любишь. За нас двоих, вестимо, любишь… Ибо мне он не сын!
Юрий Дмитриевич сглотнул, ощущая, как спину покрывает холодный пот.
Непобедимый воевода замер, не зная, что сказать, как ответить своему брату, и с ужасом ожидая продолжения.
– Ты помнишь, как разгромил большую Орду, как разорил и уничтожил державу Тохтамыша? – продолжил великий князь. – Как вернулся в лучах славы, с огромной добычей, с бесчисленным полоном, как заслужил всеобщее восхищение? Ты помнишь сии давние славные дни?
От сего прямого намека воеводу бросило уже в жар, а правая рука невольно скользнула к левой, закрывая от глаз великого князя обвивающего мизинец золотого аспида с рубиновым глазом.
Василий Дмитриевич тяжело вздохнул, покачал головой:
– Как много я тогда узнал о тебе, братик! Так много…
Юрий Дмитриевич прикусил губу в лихорадочных поисках оправданий. Невозможных оправданий для своей подлости, своего предательства.
Да разве возможно подобное простить или оправдать?!
