Именно старший сын первым и заговорил:
– Что ты так смотришь на нас, батюшка? Нечто случилось что-то?
– Случилось, – кивнул Юрий Дмитриевич. – Чего вы одеты-то так одинаково? Парчовые ферязи, коричневые кафтаны, шапки лисьи словно бы из одного сундука?
– Так из одного сундука и есть, батюшка! – рассмеялся младший Дмитрий Юрьевич. – Это ведь ты сукно и парчу у купца за мыто взял, опосля велел нам из него ферязи да кафтаны охотничьи сшить. Мы, чтоб тебя порадовать, в твои обновки и оделись!
– Порадовали, – кивнул в ответ князь. И ощутив, что ответ прозвучал слишком мрачно, добавил: – Нет, правда порадовали. Не столько кафтанами, сколько единодушием своим. Не грызетесь меж собой ни в большом, ни в мелочах. Это хорошо. Коли все вместе заодно выступаете, стало быть, вы есть опора твердая, разбить вас никому будет не по силам. В сем единстве залог будущего всего рода нашего таится!
– Нечто война? – встревожился средний сын Юрия Дмитриевича.
– Не совсем, – со вздохом покачал головой галичский властитель. – Просто настал час вас, птенцы мои оперившиеся, из гнезда выпускать. Боязно немного. Однако пора.
– Да что случилось-то, отец?! – переглянулись братья. – Какая беда?
– Не самая страшная, дети мои, – усмехнулся князь. – Свадьба случилась! Мой племянник, ваш двоюродный брат, жениться ныне решил. Семнадцать годков стукнуло, самое время.
– Великий князь Московский Василий Васильевич? – зачем-то уточнил старший из Дмитриев.
– Он самый, – согласно кивнул Юрий Дмитриевич. – И мы, стало быть, на сие торжество приглашены. Кто-то поедет, а кто-то на хозяйстве останется. Как же здесь без хозяйского пригляда? Город-то у нас огромный, ныне уже самой Москве ничем не уступает.
– Кто останется? – уныло спросил младший Дмитрий, догадываясь об ответе.
– Я, – кратко ответил князь.
– Но как, почему?! – в один голос изумились братья.
– Потому, что вы возмужали, – ответил отец. – Взрослые витязи, учителями арабскими обученные, дядьками русскими натасканные, мною воспитанные. Мужи! Пора уже вам самим в большом мире от имени нашего княжества говорить и собою его представлять. Именно вы, дети мои, отправитесь в Москву на свадьбу от имени нашего рода, именно вы брата своего с радостью поздравите и именно вы все разногласия, каковые в делах столичных возникнуть могут, своею волей разрешите. Своею волей и моим именем! Выпускаю вас на волю, соколики мои. Пора!
Братья неуверенно переглянулись, но Юрий Дмитриевич, не дожидаясь вопросов или возражений, твердо отрезал:
– Ступайте и собирайтесь в дорогу! При нынешнем морозе лед через неделю встанет накрепко. Тогда и отправитесь. Такова моя воля!
10 декабря 1432 года
Москва, Кремль
После того как московский государь пристрастился слушать вечерние сказки, в покоях его матушки пришлось произвести изрядные изменения. Все сундуки из горницы перед опочивальней исчезли, сменившись широкими лавками, крытыми прочным гобеленом поверх мягкого войлока; к креслу Софьи Витовтовны добавилось еще два – большое и глубокое, для великого князя, и еще одно, обитое красным бархатом поверх толстого слоя ватина и поставленное перед сандаловыми вилочками для свитков на высокой подставке. Оное предназначалось княжне Марии Боровской, личной чтице княгини-матери. Но несмотря на все перестановки – места для всех желающих здесь все равно не хватало. Так что вечером в желанную комнату попадали лишь самые знатные и приближенные, особо избранные из обеих свит – и сие считалось признаком высшего государева расположения.
…и призвал тогда могучий государь Василий самых великих мудрецов, самых знатных советников и самых многоопытных старцев и поведал им о своем сне, о трех старцах, сидящих в заросшей травами, кустами и деревьями огненной пещере, что таилась подо древним Вавилоном. И об с усыпанном самоцветами венце в их дряхлых морщинистых руках. И сказал тогда старец Александр, что сие есть всего лишь пустой, хотя и забавный сон, каковой надобно забыть и не тревожиться. И сказал тогда советник Ратищий, что достоин государь Василий высшего царского звания по родовитости и достоинству своему, и потому видятся ему венцы царские, носимые высшими правителями великого Вавилона. Последним же отвечал государю самый старый из мудрецов русских седовласый Велислав. И сказал сей старец, что знатнейшему и величайшему из земных правителей видятся царские венцы вавилонских правителей, ибо он есть единственный в подлунном мире, кто достоин носить сии венцы и венчаться ими на царствие русское. А снятся же они Василию потому, что сохранились с древнейших времен, в ожидании законного своего хозяина, и снами сим зовут его к себе и на главу его просятся
[27]…
Княжна вдруг закашлялась – и великий князь поспешно наклонился вперед:
– Тебе дать попить, Ягодка?
– Благодарствую, Василий Васильевич, не нужно, – покачала головой девушка. – Просто немного запершило.
Она снова кашлянула и продолжила:
…по совету мудреца седовласого Велислава избрал государь Василий из трех дальних краев своих земель трех доверенных бояр, Лавра от земли русинской, Якова от земли обежской и Гурия от земли греческой. Витязей самых мудрых, самых ловких и самых знатных и послал их в зачарованный город Вавилон, дабы они принесли в Москву назначенный русскому государю царский венец первородных вавилонских владык. И отправились избранные Василием витязи в дальний и долгий путь, через реки быстрые, через моря глубокие и пустыни знойные к забытой всеми смертными твердыне, охраняемый огромным синим змеем, покрытым каменной чешуей, каждая из каковых превышала размером ратный щит, в длину достигавший целого поприща, толщиною же превышавший высоту городской стены…
Юный правитель проявил интерес к литературе примерно полтора года назад. Заглянул как-то после обеда, когда княжна читала отдыхающей княгине-матери, – и застрял, в дальнейшем навещая горницу Софьи Витовтовны буквально через день.
Самое время! Мальчик подрастал, и, помимо баловства для тела – игры в ножички, шапки и лапту, скачки и охоты, ему стали интересны еще и развлечения для ума.
Княгиня-мать зело порадовалась взрослению своего чада и стала перемежать чтение обычных «сказов» и «хождений» трудами арабских мыслителей о деньгах, земле и государственной мудрости. Юный Василий столь проникся сей мудростью, что после ближайшей охоты положил к ногам чтицы три самолично добытых лисьих меха.
