– Прости, княгиня… – воевода перешел на сторону невесты, посмотрел на нее, потом вдруг обнял и поцеловал в щеку: – Рад за тебя, Ягодка. Совет да любовь!
– Тогда пошли, – развернула плечи правительница и кивнула слугам.
Двери распахнулись, и молодые торжественно вышли к гостям.
Просторную трапезную великокняжеского дворца плотно заполнили люди – сверкающие самоцветами и жемчугами, серебряным шитьем и золотыми украшениями, высокими кокошниками и шапками с яркими перьями. Богато одетые князья и княгини, бояре и боярыни, каковые под присмотром многоопытных подьячих все еще рассаживались за выставленные в шесть рядов столы. Подворники же бегали между ними и поминутно предупреждали знатных гостей:
– Сегодня без мест
[29], бояре! По велению великого князя сегодня празднуем без мест! Дабы люди ради веселья садились, а не для споров будущих…
Однако при всем при том знатность именитых князей слуги все-таки чтили и за их размещением следили – иначе ведь без скандала все едино не обойтись! И потому гостей худородных – боярских детей, выслужившихся в сотники, али дворцовую челядь сажали «внизу», рядом со входом, на скамьи деревянные, за вовсе ничем не покрытые столы. Тысяцких и дьяков из худородных – чуть выше, за столы со скатертями полотняными. Тех служивых, каковые попали на те же должности, но были сыновьями из старых служивых родов, – еще выше, за скатерти вышитые и лавки добротные. За стол еще дальше от входа попали главы семей незнатных, над ними – младшие сыновья знатных родов. Бояре из князей, но своих уделов не имеющие, восседали уже на скамьях, обитых кошмой толстой и мягкой, да за столами со скатертями бархатными, а князья с уделами – ближе всех к опричному столу, за которым возвышались над всеми жених с невестой да их ближние родичи: матушка Софья Витовтовна справа от великого князя, князь Боровский – слева от новой великой княгини, своей сестры Марии.
Братья Юрьевичи, гости из далекого Галича, оказались за вторым столом – ибо уделами еще не разжились и по старшинству на ступеньку ниже отца значились. Хорошо хоть, подьячие позволили им всем вместе сесть, а не за три разных стола по возрасту развели – и на том спасибо.
Едва токмо молодые заняли свое место, в первом ряду торопливо поднялся Иван Федорович, великий князь Рязанский – худощавый, смуглый, с заплетенной в три косицы седой бородой. Он поднял золотой кубок, громко провозгласил:
– Великий день сегодня, бояре! Избрал себе красавицу супругу наш властитель досточтимый, коему мы служим честно и преданно…
По залу пробежал слабый смешок. То, что рязанский князь поспешил вскочить раньше всех прочих, было понятно – сим нехитрым способом Иван Федорович пытался доказать, что он здесь самый знатный и право на старшинство имеет. Но вот по поводу своей честности и преданности он заговорил очень зря – ибо всего несколько лет назад сам же предал Москву, перебежав от нее в слуги к Витовту, а когда в Литве началась смута – переметнулся обратно, под руку юного Василия. Посему полагаться на его преданность никто бы из присутствующих не рискнул. И другим бы не советовал.
Великий князь Рязанский смеха предпочел «не заметить», однако свою речь спешно свернул, сразу перейдя к самому главному:
– Совет вам да любовь и детишек поболее! Свадебка ваша зимой случилась. Ночью вам всяко тепло будет, – подмигнул новобрачным Иван Федорович, – а чтобы зимними днями вам не мерзнуть, от княжества Рязанского вам в подарок три сорока мехов! Собольих, бобровых и каракуля!
Слуги, поджидавшие за дверью, внесли в трапезную палату охапки меха и, потряхивая им для пущей красоты, торжественно пронесли вдоль столов. Сложили перед опричным возвышением.
Рязанский князь вскинул кубок, пригубил и вдруг брезгливо поморщился:
– Что же такое, хозяева?! Мед-то у вас, горький!
– Горький! И правда горький! – тут же подхватили остальные гости, и огромный зал вздрогнул от слитного клича сотен мужских глоток и женских выкриков: – Горько! Горько! Горько!
Молодые чинно поднялись, повернулись друг к другу и старательно поцеловались.
Бояре снисходительно рассмеялись, выпили. И тут же выпрямился во весь рост Иван Владимирович, князь Пронский, без хитростей и предисловий объявив:
– Совет да любовь молодым! Юные вы и красивые, и дабы красоту вашу подчеркнуть, мы с супругой дарим вам оплечья серебряного плетения с эмалью, каковые лучшими мастерами нашего удела изготовлены! – И он поднял свой кубок: – Долгие лета вам и детишек поболее! Горько!
– Горько, горько! – подхватили бояре.
Софья Витовтовна выпила вместе со всеми – полный кубок, до дна!
Душа ее продолжала парить, преисполненная легкостью. Впервые за много лет великая княгиня могла позволить себе покой, могла ничего не бояться и ни о чем не беспокоиться. Ведь даже если она сейчас все бросит и обо всем забудет – с ее сыном ничего не случится. Отныне у Василия появилась в этом мире еще одна надежная опора, еще один защитник – храбрый и преданный воевода, к тому же связанный кровавой яриловой клятвой.
Но не только клятвой. Ведь семью своей любимой сестренки князь Василий Боровский в обиду точно не даст! Костьми ляжет – но последнюю родную душу в этом мире защитит!
Софья Витовтовна пропустила очередное поздравление мимо ушей и вздрогнула только от криков «Горько!». И снова с удовольствием осушила кубок со сладким немецким вином.
Как же это хорошо, когда можно больше ни о чем не волноваться!
Прошло часа три, прежде чем первый стол отдарился молодоженам и поздравил их с венчанием. Затем очередь перешла к безземельной знати. Сиречь – ко второму столу. Подарки, поздравления, тосты. Тосты, подарки, поздравления…
Софья Витовтовна не особо обратила внимания на очередных поздравителей, даже когда слуги внесли и поставили на опричный стол большую золотую братчину, до краев полную соли.
– Сие есть главное наше сокровище, молодые князь и княгиня! – весело сообщил княжич Василий Юрьевич на правах старшего из братьев. – Вкусно вам есть, вкусно пить. А как соль кончится, в чаше сей младенца сможете купать. Мы как про рождение узнаем, еще соли вам отошлем. У нас в Галиче ее завсегда вдосталь!
– В Галиче? – вскинула голову Софья Витовтовна, по ее спине одна за другой прокатились холодная и жаркая волна, а губы внезапно стали влажными и мягкими. – Галичские князья?!
Она распрямилась, окинула зал внимательным взглядом, в то время как тело стремительно наполнялось сладким томлением:
