– Чего там у вас вдруг случилось? – немного отдышавшись, спросил младший Дмитрий.
– Нас обозвали ворами! – скрипнул зубами раскрасневшийся Василий, все еще горящий от злобы. – Нас всех обозвали ворами! Меня, тебя, и тебя, и нашего отца. Весь наш род! – Он огладил показавшиеся без ремня голыми бока и уточнил: – Нас обокрали и обозвали подлым безродным ворьем!
– Но почему?! – все еще не понимал Дмитрий, хлопая своими большими и наивными голубыми глазами.
– Потому что ведьма! – прорычал Василий. – Злобная литовская ведьма! Камень ей на шею и в омут! Там, у водяных с болотниками, ей самое милое место!
Он с ненавистью посмотрел в пустоту коридоров за спинами дворцовых холопов, но прорываться туда не стал – развернулся и, продолжая довольно громко скрипеть зубами, тяжело пошел прочь.
– Так чего мы делать станем, брат? – поспешили следом оба Дмитрия.
– Уметаться из этого проклятого города! – огрызнулся старший. – Пока сей безумной ведьме еще какая блажь в дурную голову не ударила! С дружиной опосля вернемся. Вот тогда и поговорим!
Софья Витовтовна, оставшаяся на пиру, тоже дышала яростью и один за другим опрокидывала в рот кубки с вином. Однако ненавидела она вовсе не братьев Юрьевичей. Она исходила злобой на их отца – подлого негодяя, после стольких лет разлуки внезапно предавшего ее любовь! Она желала уничтожить его, раздавить, порвать в клочья!
Его, а не мальчишек!
И потому приказа схватить галичских княжичей, посадить их в поруб, судить и наказать – она не отдала. Как-то и в голову не пришло! Женщина просто сорвала на юношах злость – и тут же выбросила их из памяти.
Между тем знатные братья сию опасность воспринимали всерьез – и потому, примчавшись на подворье, распорядились тотчас собираться в дорогу. Без промедления!
Тотчас – означало, что дворня, услышав команду, стала торопливо вытаскивать от тынов и из сараев на середину двора кузова телег, спешно насаживала на них колеса и тут же заваливала вперемешку всякого рода барахлом, каковое другие слуги выносили из дворца. Конюхи спешно заводили понурых лошадок в оглобли розвальней, на которые тоже кидали все подряд: сундуки, рухлядь, посуду, скатанные ковры и развернутую кошму – в качестве подстилок или покрывал. Кто-то приматывал неряшливый груз веревкой, кто-то запихивал в оставшиеся просветы мелкие вещи и шкатулки, кто-то торопливо увязывал прохудившуюся сбрую, на ремонт которой внезапно не оказалось времени.
В спешке разномастный уродливый обоз еще до сумерек выехал через Ярославские ворота – к огромному облегчению братьев Юрьевичей, до последнего мгновения ожидающих появления великокняжеских ратников и подьячих с приказов хватать, заковывать в железо галичан и отнимать все звенигородское добро.
Но небеса оказались милостивы к заволочским гостям – их сборам никто не помешал.
– Спасибо свадьбе, – оглянувшись на ворота, пробормотал Василий Юрьевич. – В Москве ныне все бояре пьяные, а стража их от буйства охраняет. Великому князю сейчас не до нас, у него брачная ночь впереди. Ничего, ведьма… Веселись, пока жива. Но слово мое попомни: придет праздник и на нашу улицу!
Ясная зимняя ночь, белые поля и рощи вокруг, белый накатанный тракт и высокие отвалы по его сторонам – все вместе давали путникам достаточно света и приметных выступов, чтобы разглядеть дорогу, чтобы не скатиться на луговину или под откос, не застрять в ямах. Понукаемый княжичами обоз двигался всю ночь до рассвета и весь следующий день. Однако к сумеркам, понятно, и люди, и лошади окончательно выдохлись, еле передвигая ноги. И если слуги еще понимали, ради чего страдают и голодают, то скакуны могли просто-напросто упасть, никак не внимая хозяйским тревогам.
– Что делать станем, Василий? – поинтересовался один из Дмитриев у старшего брата. – Мы второпях вовсе без припасов умчались. Лошадей и людей много, в деревнях придорожных столько еды не купить. До Сергиева Посада с его амбарами еще день пути, привал же надобен прямо сейчас. Как нам все животы насытить?
– Да знамо как! – небрежно пожал плечами старший из Юрьевичей, покачиваясь в седле. – Коли нас князья московские ворами нарекли, так и вести себя станем согласно этому прозвищу! Вели холопам все добро со встречных деревень выгребать. Нам до смердов московских дела более нет. Пущ-щай все их хозяйства прахом пойдут, грабьте дочиста!
– А и то правда! – хмыкнул Дмитрий Юрьевич и развернул коня, поскакал вдоль длинного обоза, выкрикивая новый приказ.
С холопов и боярских детей вмиг улетучилась усталость.
Грабеж! Им разрешили трясти окрестные деревни!
Веселись, гуляй добры молодцы! Княжичи заевшихся хомяков обтрусить разрешают! Развлекайтесь, други, потешайтесь! Ныне все, что увидите, – вашим стало!
Мирный усталый обоз нежданно для местных жителей превратился в разбойничью ватагу, каковая ринулась по дворам и избам, вышибая двери и сбивая замки, избивая мужиков, тиская девок и срывая украшения с баб, вываливая в ясли содержимое погребов и амбаров, щедро откармливая своих лошадей хлебом, репой, свеклой и яблоками, весело разливая по крынкам пиво, брагу и хмельной мед, закусывая солониной и бужениной. А буде не найдется готовой убоины – так холопы галичские тут же свиноматок, а то и коров на мясо резали, али курицам и гусям головы сворачивали, разводя для жаркого пышные костры из целых поленниц.
Чего его жалеть, чужое-то добро?
Дальнейший путь на север пришелся звенигородским воинам диво как по душе. Возок ведь, известное дело, за день хорошо, коли десять верст проходит, всадник же – вдвое больше. И потому, покуда обоз медленно полз по тракту, верховые холопы рассыпались по отворотам и тропам далеко в стороны, врываясь в нечающие беды деревни, связывая хозяев, вычищая их припасы, глумясь и обжираясь, наливаясь найденным хмельным пойлом. Со дворов сводили лошадей, запрягая во взятые там же телеги, грузили приглянувшееся барахло – после чего возвращались на главный тракт, с каждым днем увеличивая длину и без того немалого обоза еще на несколько повозок.
Вот уж дорога да дорога! Всегда бы так через московские земли кататься!
11 февраля 1433 года
Москва, Кремль
Первые известия об устроенном звенигородскими братьями разорении домчались до столицы токмо на третий день – аккурат к последнему дню свадебных торжеств. Софья Витовтова сим вестям злорадно обрадовалась, приказала слугам принести грамоты еще раз, но уже прямо на свадебный пир. А когда гонец исполнил приказ – встала из-за стола и вскинула желтый бумажный свиток над головой:
– Слушайте меня, князья и бояре! Сказывала я, что весь род галичский вороват и бесчестен, и вот сему лишнее подтверждение! Пишут в отчаянии люди русские, как княжата галицкие на Ярославском тракте прямо сейчас душегубство творят, деревни московские жгут и разоряют, девок портят, дворы грабят, кровь невинную льют! Хочу спросить я вас всех: доколе?! Доколе бесчинства сии проглатывать станем?! Доколе воровство и разор бесчестный терпеть?! Вы, князья и бояре, сыну моему в верности поклялись! Поклялись земли наши от ворога оборонять, прочность стола московского блюсти, заедино с сыном моим в походы ратные выступать! И посему призываю всех вас, бояре, исполнить клятву свою, мечи свои обнажить без промедления и князя Звенигородского и детей его за бесчинства случившиеся покарать! Ответьте мне, бояре, свершите ли вы сие?! Исполните ли свой долг?!
