– Странное сие известие, – вскинул голову дряхлый, тощий и седобородый боярин Юрий Афанасьевич из младшей тверской ветви. – Отчего воевода счел обоз малым и зачем ворогу дозоры на мирном пути?
– Каждый по-своему считает, – ответил ему князь Северский. – В дальнем походе на каждого ратника телега припасов надобна. Коли на три тысячи дружинников обоз из двух тысяч возков собран, его многие воеводы за малый сочтут. У галичан же, как я понял, их и того менее. Торопится Юрий Дмитриевич, налегке идет. Да и чего сказать? Тракт наезженный, города на пути богатые. Припасами потребными завсегда закупиться можно.
– Это верно, что спешит, – хмуро заметил юный Василий Ярославович, стоящий возле трона московского государя. Юный, но знатный, и потому по праву занимающий место первого воеводы. – Последние гонцы уже от Владимира примчались. Коли так и дальше пойдет, через неделю со стен его увидим.
– Полагаешь, в осаду сядет? – усомнился северский князь. – Но у него токмо три тысячи воинов! В Москве же, насколько мне ведомо, боярской конницы уже не меньше шести тысяч собрано. За неделю еще две-три тысячи подойдут. Выйдем, да и разгромим галичан наголову, прямо здесь и повяжем!
Софья Витовтовна от слова «повяжем» даже поежилась от сладкого предвкушения. Однако же вслух возразила:
– Коли в осаду сядет, нам такой поворот токмо в радость выйдет. Ибо тремя тысячами Москвы не взять. Куда хуже получится, коли он изгоном пойдет и все селения подмосковные разорит. С таковым уроном никакой штурм не сравнится! На подступах надобно ворога встречать, подальше от наших владений! – Она многозначительно посмотрела на первого воеводу, и Василий Ярославович кивнул:
– По всем известиям, у галичан в дружине тридцать сотен ратников. У нас уже сегодня собрано семь тысяч воинов. При таком преимуществе прятаться за стенами нам вовсе ни к чему. Надобно навстречу Юрию Дмитриевичу выступать и в безлюдных подступах громить.
– Как полагаешь, государь? – обратилась к сыну Софья Витовтовна. – Прикажешь завтра выступать навстречу злобному ворогу?
– Да, – согласился Василий Васильевич.
– Решено, – кивнула княгиня-мать. – По воле великого князя первому воеводе князю Боровскому надлежит завтра на рассвете выступить встреч галицкой дружине со всеми собранными полками!
– Подожди, мама, почему Василию?! – встрепенувшись, закрутился на троне семнадцатилетний властитель. – Я сам поведу русскую армию!
– Ты великий князь, сынок, ты правитель, – мягко возразила Софья Витовтовна. – Ты должен находиться в Москве и править страной. Сражаться есть долг твоих воевод!
– Великие князья всегда сами водили полки в походы, мама! – горячо возразил юный правитель. – Мой отец сам в походы выступал, с Литвой сражаясь, мой дед сам ходил Орду Волжскую громить, и мой прадед, и прапрадед! И я тоже сам в битвах побеждать должен, по примеру предков своих! Чтобы и обо мне такая же слава, как и о них, осталась!
– Твой отец… – Софья Витовтовна открыла было рот, но тут же осеклась.
Рассказывать сыну о том, что все походы на Витовта закончились для Василия Дмитриевича дружескими пирами с тестем за одним столом, без единой выпущенной стрелы и обнаженного меча, а ратные победы добыты для Москвы князем Юрием Звенигородским, показалось ей… Сильно не ко времени.
– Я сам поведу русские полки в победный поход! – решительно объявил Василий Васильевич, хлопнув ладонями по подлокотникам и вставая с трона. – Василий Ярославович, приказывай седлать коней!
– Воля твоя, княже, – кивнул первый воевода. – На рассвете дружины будут готовы к выступлению.
По спине Василия Ярославича уже бежал холодок предвкушения, застучали вены в висках, и азарт близкой схватки бередил душу.
Война! Поход!
Наконец-то…
Прошло почти семь лет с момента его первого и последнего боя! Почти угасли его собственные воспоминания, подзабылась среди служивого люда слава юного храбреца, в одиночку кинувшегося на татарские сотни. И вот теперь наконец-то он сможет показать всему свету, каков есть из себя истинный внук Владимира Храброго! Но теперь он выступит на поле брани уже не новиком, а воеводой! Славным князем, каковой разит врага не токмо силой оружия, но могуществом своих полков!
Разумеется, Василий Ярославович предпочел бы вести московские рати сам, под своими личными вымпелами! Но раз уж юный правитель тоже хочет проверить себя в бою – то так тому и быть. Ратной славы хватит на всех.
После приговора государя обсуждать Боярской думе стало нечего – и собравшиеся в малой палате знатные люди поднялись с лавок, склонились перед царственным мальчиком. Василий Васильевич гордо вышел за дверь, а вот его шурина Софья Витовтовна успела перехватить:
– Отговори его, княже! – полушепотом потребовала она. – Нечего ребенку на ратном поле делать!
– Не могу, матушка, – покачал головой юный воевода. – Я поклялся на крови пред яриловым следовиком повиноваться твоему сыну, слушаться его всегда и во всем. Я не стану попусту рисковать душами предков и благополучием сестры. Государь явил свою волю, я ему подчиняюсь.
– Мне ты тоже обещал повиноваться! – нахмурилась княгиня-мать.
– Я помню свою клятву, матушка, – оглянулся на быстро пустеющую палату князь Боровский. – Такое не забывается. Прошу, матушка, не заставляй меня выбирать. Я не хочу нарушить зарока только потому, что вы с сыном расходитесь в желаниях!
– Так отговори его!
– А потом твой сын решит, что я украл у него славу победителя?! Да он меня возненавидит! А я связан клятвой. Как потом служить тому, кто тебя проклинает? Это хуже, чем в реке Смородине свариться!
– Ты так уверен в победе? – Софья Витовтовна помяла губы. – Юрий Дмитриевич умен и многоопытен. Еще никому в этом мире не удавалось его разгромить.
– Тем выше выйдет слава! – вскинул пушистый подбородок князь Боровский. – Матушка, нас вдвое больше, нежели галичан! И мы не татары, наша броня не хуже галицкой, кони тяжелы, витязи умелы. Сила солому ломит. Что проку от ума в столкновении с железным шестопером?
– Ну, коли так… – губы великой княгини расплылись в хищной широкой улыбке. – Коли так, то привези мне его живым! Хочу увидеть Юрия Звенигородского на коленях. Хочу услышать его голос и мольбу о прощении…
Софья Витовтовна до боли сжала маленький крепкий кулачок и мотнула головой:
– Ступай! Распоряжайся о выступлении, мой мальчик, не стану тебе мешать.
23 апреля 1433 года
Берег реки Клязьмы близ Владимира
Князь Юрий Дмитриевич настрого запретил своим людям обижать местных жителей, и потому весь поход по Владимирскому тракту галичская дружина вела себя тише воды ниже травы, останавливаясь на ночлег токмо на лугах и наволоках, питаясь своими припасами, а коли чего не хватало – покупали сие за звонкое серебро, к вящему удовольствию крестьян. Посему слухам о разбое на Ярославской дороге местные жители вскорости верить совершенно перестали, относя их к напраслине – распускаемой литовской ведьмой хуле.
