Даже после пушечного залпа и случившегося после этого разгрома передовых сотен – московская дружина все равно ощутимо превышала противника числом. В седле осталось примерно пять тысяч бояр и холопов – целых и невредимых, готовых хоть сейчас вступить в битву.
Однако атаковать трехтысячную заволочную дружину они не спешили. Ведь исполченные воины вышли в поход сражаться не за свою свободу или землю, не защищать свои дома и близких и даже не ради добычи. Они выступили в поход по призыву великого князя Василия, чтобы покарать княжича Василия Галичского. Исполняя клятву верности, исполченные бояре честно сразились против галичан под вымпелами московского Василия Васильевича…
Того самого, каковой только что у всех на глазах попал в руки врага!
Живым или мертвым – пока неведомо. Но во главе дружины его больше нет! А коли так – за что драться, за что класть животы свои, проливать кровь, терпеть муки от ран? Что изменится для князей и бояр, даже если они вдруг победят – и привезут в Москву тело павшего в походе великого князя? За что они заплатят своей болью и своей кровью? Что получат в награду?
Коли Василий Васильевич мертв – то наследником престола, новым великим князем станет Юрий Дмитриевич, отец Василия Галичского. Вряд ли он испытает благодарность к храбрецам, разгромившим его сына…
Заволочская дружина тем временем без особой спешки, не проявляя враждебности – копья в небо, щиты на боках, – приблизилась к москвичам, натянула поводья. На несколько шагов вперед выехал витязь в добротном бахтерце, снял золоченый шлем, пригладил короткие, русые с проседью волосы, провел ладонью по коротко стриженной темной бороде, криво усмехнулся и привстал на стременах:
– Слушайте меня внимательно, бояре! Я есмь князь Юрий, сын великого князя Дмитрия Ивановича Московского, по завещанию родителя своего великий князь московский после смерти брата Василия! Сим объявляю вам, что ныне я принял завещанный отцом титул! Ибо племянник мой с тяжестью сей ноши, увы, не справился. Посему спрашиваю вас, бояре: готовы ли вы присягнуть мне, законному владетелю московского стола, али желаете безвестно сгинуть здесь с клеймом предателей?!
Над сырым и перемешанным тысячами копыт полем ненадолго повисла тишина. Но уже через пару мгновений вперед подался великий князь Рязанский, расталкивая грудью коня холопов из своего ополчения и во весь голос выкрикнул:
– Великий день сегодня, бояре! Наш государь законный, по коему мы столь долго скучали, вернулся на свой законный стол! Так поклянемся служить Юрию Дмитриевичу честно и преданно, как и надлежит достойным слугам! Любо великому князю Юрию Дмитриевичу! – Иван Федорович, худобу которого скрывала коричневатая кольчуга панцирного плетения, выхватил саблю и вскинул над головой: – Слава московскому князю!
– Слава, слава! – тут же поддержали своего господина рязанские бояре.
И это значило, что и без того обезглавленные московские полки уменьшились разом на полторы тысячи копий рязанского ополчения.
– Любо Юрию Дмитриевичу! – признали очевидное тульские бояре.
– Любо! – согласились воротынцы, затем калужане, и вслед за ними стали кричать здравицы все остальные воины, кто искренне, кто не очень.
Главное, что рубиться за пропавшего Василия Васильевича – мальчика семнадцати лет без титулов и званий – не собирался более никто.
Битва на реке Клязьме от двадцать пятого апреля тысяча четыреста тридцать третьего года завершилась…
* * *
Темнота отпускала медленно, как бы толчками. В глазах появлялась серость, потом разум проваливался в бархатистый мрак, и снова возникала серость. Но вот наконец лицо остыло от живительной прохладной влаги, и за поднятыми веками возникло голубое небо. И на его фоне темная фигура:
– Слава высоким небесам, ты жив! Рад за тебя, внук Владимира Храброго! Было бы жалко потерять столь отважного воина.
– Кто ты? – сипло спросил юный воевода.
– Не узнаешь? Обидно, – весело посетовала фигура. – А я тебя сразу признал. Ты как был отчаянным новиком, так им и остался.
Василий Ярославович попытался приподняться и тут же в бессилии откинулся обратно:
– Я не чувствую рук!
– На месте твои руки, не беспокойся, – утешил его собеседник. – Просто отшибло картечью. Тебе опять повезло. По тебе стреляли в упор, а ты жив и даже невредим. Похоже, главный удар приняла на себя твоя лошадь. Ну и юшман. Он весь в лохмотьях. Придется заказывать новый. Личина тоже вся во вмятинах и шлем. Странно, что голову не оторвало. И странно, что ты ее чувствуешь. Но я рад, что ты жив. Столь отчаянные храбрецы мне на службе пригодятся.
– Князь Юрий Дмитриевич! – наконец-то понял юный воевода. – Это ты!
– Неужели я так изменился за минувшие годы, что ты не узнал меня сразу? Вроде как даже доспех тот же самый!
– Просто в глазах туман, княже, – признался князь Боровский. – Ничего не вижу.
– Недельку отлежишься, и все пройдет, – ответил ему князь Звенигородский. – Не унывай, новик! Ты жив, руки-ноги на месте, голова не набекрень. Остальное мелочи, зарастет.
– Что ты сделал с великим князем?! – спохватился первый воевода и даже снова попытался приподняться. И опять безуспешно. – Где он?!
– Великий князь перед тобой, Василий Ярославович, – посуровел тоном заволочский правитель. – И я надеюсь, ты станешь моим верным союзником. Ты мне всегда нравился. Что до моего племянника… То да, спасибо, что напомнил.
Юрий Дмитриевич поднялся и исчез из виду.
Стремительная сеча унесла жизни одиннадцати воинов. Еще около двухсот бояр и холопов оказались покалечены: кому-то каменными ядрами поломало ребра, руки, ключицы, кто-то вывихнул конечности, вылетая из седла, по кому-то прошли копытами собственные товарищи. Раненые, однако, в большинстве своем поклялись в верности новому великому князю – и потому, к великому разочарованию обозников, Юрий Дмитриевич приказал всех пленников отпустить.
Дальше был пир, на котором недавние враги сидели за общими кострами, деля меж собою жареное мясо с одних и те же туш и вкушая хмельной мед из одних и тех же бочонков.
Теперь оставался лишь последний штрих, каковой раз и навсегда должен быть подвести черту под ссорой стольной Москвы и стольного Галича.
Слуги привели к шатру великого князя Юрия Дмитриевича его недавнего врага, Василия Васильевича – все еще одетого в броню и со связанными за спиной руками.
– Здравствуй, племянник! – поднялся ему навстречу новый правитель державы, окинул взглядом от ног до головы. – А ты, однако, возмужал, Васька! Возмужал, окреп. Не узнать.
– А ведь я любил тебя, дядюшка! – сорвавшись на звонкий мальчишеский крик, выплеснул свою обиду Василий. – А ты, ты… Что ты со мной сделаешь? Утопишь, отрежешь голову? Сгноишь в кандалах?
– Я тоже люблю тебя, племянник, – согласно кивнул Юрий Дмитриевич и отвел в сторону руку. Тысяцкий Олай поспешно вложил в него пергаментный свиток, перевязанный тонкой бечевой и скрепленный восковой печатью. Князь протянул грамоту пленнику и громко, чтобы услышали все собравшиеся, объявил: – Сим первым своим указом дарую тебе, князь Василий Васильевич, прощение за смуту супротив законного правителя, а также выделяю тебе в удел город Коломну с окрестными землями, слободами, со всеми ее доходами, ловами и мытами. Тебе также дозволяется взять с собою слуг и бояр, каковые пожелают съехать вместе с тобою, а также супругу и родичей, коли они от сего переезда не откажутся.
