– Кьяри, я же с великолепной артикуляцией велела вам идти и веселиться вместе с группой! Объясните, что вы тут забыли?
Мелкий дракошка оттолкнулся от колонны и сделал шаг вперед.
– Он вас недостоин, – повторил свой аргумент Кьяри-младший.
Вот зря он влез. Я ненавижу, когда сторонние люди лезли в мою жизнь.
– Малец, если ты начал терзать свое бледное личико бритвой, это не значит, что ты понимаешь взрослых, – назидательным тоном выдала я, изо всех сил стараясь не потерять радостного настроения.
Кьяри сделал еще один шаг, подобно своему грозному папашке нависая сверху, изогнул светлые брови и искривил губы в многозначительной улыбке. Нет, ну точь-в-точь как папашка! Меня даже похожая волна злобы окатила.
– Хорошего вечера, госпожа Браун, – светским тоном пожелал дракошка и ушел по своим делам, а меня кольнуло нехорошее предчувствие.
Не к добру это. Ох, не к добру.
Глава восьмая
Опасная и прекрасная
– Добро пожаловать в «Кружева старушки Молли», – приветливо протараторила выскочившая из-за прилавка продавщица. – Могу я вам чем-нибудь помочь?
Я глянула на девушку взглядом несчастного котенка.
– У вас есть услуга «дружеское участие»?
– Простите? – озадачилась продавщица.
– До ужина с мужчиной моей мечты полтора часа, а у меня нет платья, украшений, денег и времени, чтобы все это достать.
Дверь отворилась, звякнув колокольчиком, и в помещение ввалились вспотевшие от жаркой конфронтации ректор с профессором.
– И есть вот эти двое в качестве эскорта, – закончила я вконец упавшим голосом.
Продавщица мигом оценила ситуацию и уточнила:
– Возьмете платье напрокат?
– Несите все!
Уже через пару минут я стояла в примерочной среди кучи вешалок с нарядами и примеряла ярко-зеленое платье с открытой спиной из непонятной переливающейся ткани. Привыкнув ходить в штанах, я долго вертелась перед зеркалом, наклоняясь и так, и эдак в попытке оценить длину юбки, но в итоге плюнула и решила оставить все как есть.
Продавщица так прониклась моим рассказом о Кристофере Кулмане, что согласилась сбегать в соседнюю лавку за бижутерией и туфлями. Пользуясь ее отсутствием, я прихватила халатик, висевший здесь же, и осторожно прошмыгнула в подсобку.
– Гоша, помилуй! Какие перспективы могут быть у этого опытного образца? – горячился профессор Хельмерг.
– Мой друг, у вас концептуально неверный взгляд на проблему! – отстаивал собственную позицию Белозерский. – Надо думать не о перспективах, а о выполнимости поставленной Советом задачи…
Открыв окно, я вылетела на улицу, за несколько взмахов крыльев поднялась на крышу здания и огляделась. Будь на месте ректора драконище, плакал бы мой план горючими слезами. Просто Эрг Гай Кьяри не из тех, кто верит людям, а уж гарпиям подавно. Декан сразу бы понял, что экскурсия и поход к швее лишь прикрытие для чего-то большего.
Расправив правое крыло, я пальцами раздвинула перья и вынула спрятанный прямоугольник, только чудом не найденный Кьяри во время обыска, который и обыском-то не назовешь. На плотном картоне визитки была выведена фраза «Предъявить по адресу» и, собственно, сам адрес.
К слову, дом швеи, к которой я так стремилась, располагался через два дома от нужного пункта, а магазин «Кружева старушки Молли» на параллельной улице. Удостоверившись, что расстояние не превышает радиус действия поставленного ректором маячка, я выбрала удобный момент, спланировала вниз и накинула халатик.
Вовремя!
Из проулка вышел храмовник, прижимавший к груди, то есть к внушительному животу, потрепанный молитвенник.
– Покайся, дочь моя… – с трудом преодолевая одышку, начал он, но тут же махнул рукой и устало привалился к стене. – Ну и жара.
Приветливо улыбнувшись обмахивающемуся молитвенником служителю храма, я поднялась по ступенькам нужного дома и позвонила в дверь. Небольшое окошко в верхней ее части открылось так стремительно, словно хозяин ждал меня весь день.
– Что надо? – сипло бросил мужчина. Его кожа отливала молочной белизной статуи, а бесстрастное выражение только усугубляло эту картину.
Увидев протянутую карточку, мужчина торопливо выхватил ее из моих рук и передал плоский футляр с конвертом, привязанным к нему золотой лентой. Едва они оказались в моих руках, как окошко бесшумно затворилось.
Уже в примерочной я торопливо распечатала оставленное Риттером послание. В футляре лежал черный браслет, сделанный из переплетения тонкой проволоки, покрытой мягкой оболочкой, в конверте – карточка с надписью:
«С нетерпением ждем вас в Блуждающем ковчеге».
Я едва успела прикрыть послание сорванным с вешалки платьем, когда в примерочную влетела продавщица с незнакомой девушкой.
– Марсия! Мы нашли для вас стилиста.
Доброжелательно улыбнувшись девушке, пришедшей вместе с ней, я хотела было отказаться от услуг, но тут шторка, отгораживающая примерочную от общего зала, уехала в сторону.
– И где наша замарашка? – воскликнул стилист – зверолюд из лисов, – увидел клиента и округлил глаза:
– Мать моя лисица! Что за тихий ужас!
– Ну с-спас-сибо, – буркнула в ответ, но меня уже никто не слушал.
Лис, между прочим, сам разодетый, как карнавальная танцовщица со страстью ко всем оттенкам фиолетового, развил такую бурную деятельность по подготовке, задергав помощницу и продавщицу, что у меня разболелась голова от его мельтешения. Он даже цыкнул на спорщиков, после чего ректор с профессором решили удалиться в соседнее кафе.
– Послушайте… – робко начала я, разглядывая фиолетовые отвороты пиджака зверолюда.
– Замри! – велел этот несносный лис, завернутый в ворох пестрых тканей, и меня парализовало заклинанием.
Теперь, когда мое сопротивление было так нахально подавлено, оставалось только молча скрипеть зубами, злиться и гадать, что со мной сотворит стилист и узнает ли Крис Кулман госпожу Браун после такого надругательства косметикой.
Смотрящий
В Бретонии фиолетовый надевают в день траура. В бедной на природные красители Шалиссии это цвет богатства. А вот для зверолюдов фиолетовые ленты символизируют власть, в то время как моряки поднимают фиолетовые флаги, когда хотят почтить память погибших в море друзей.
В Империи свободных городов фиолетовый цвет считается цветом престижа.
Краска делается из мельчайших лепестков цветка, произрастающего только на одном из склонов плато Разлук. Поскольку его невозможно вырастить где-то в иных местах, цветок назвали «либертатем», что значит независимость.
