Во время переворота, когда народ уничтожил правящую королевскую семью и основал Империю свободных городов, заговорщики использовали бутоны этих цветов, чтобы узнавать сторонников. Цветы крепились к груди, у сердца, подчеркивая, что в сердце каждого живет независимость.
Забавно, но сам король так и не понял, почему его верный сторонник и лучший друг вонзил нож в спину. Нет-нет, очаровательная фаворитка, делившая постели друзей, тут ни при чем.
Большая часть ученых-историков склоняется к тому, что король погибшей династии был дальтоником, поэтому не разглядел готовящийся переворот.
Я думаю, что он был глупцом, потому что не заметить приколотый к одежде цветок – не важно какого цвета – способны только идиоты.
Марсия Браун. «Сборник воспоминаний, сведений и справок на различные темы, предназначенный для широкого круга читателей»
* * *
– Ну надо же! – послышался до противного знакомый голос. – А ведь раньше я даже и не догадывался, что вы женщина, госпожа Браун!
Я аж закуской подавилась.
Развернувшись, в упор уставилась на разодетого в костюм-тройку дракона, в надежде на то, что его кислая рожа поспособствует моему словесному креативу. Пауза тянулась, но вдохновение все не приходило.
– Это шутка, – пояснил Эрг Гай Кьяри, очевидно, как-то по-своему истолковав мой взгляд и сосредоточенное сопение. – Вы ослепительно хороши, госпожа Браун.
Ослепительно хороша.
Хм… А ведь он прав.
После манипуляций стилиста над моим внешним видом «госпожу гарпию» было не узнать. Процесс перерождения из гадкого утенка в достойного лебедя начался с нижнего белья.
– Вот представь, – нашептывал лис, – вы с кавалером уединяетесь, его рука ложится на твое бедро, медленно поднимается вверх, а там…
– Ягодица?
– Бабушкины кальсоны! – рявкнул стилист и бросил попытки вразумить клиентку.
Платье оставили – обтягивающее, с открытой спиной, приятного ярко-зеленого оттенка, оно выгодно подчеркивало мою хрупкую фигуру и неожиданные объемы в верхних девяносто, появившиеся из-за увеличивающего бюстика. С украшениями зверолюд тоже решил не заморачиваться, надев на меня только несколько массивных браслетов и колец, а вот лицо и прическа претерпели значительные изменения.
Ар-теро предпочитали пользоваться только средствами, оберегающими лицо и тело от ветра и солнца: защитными кремами и гигиенической помадой. Волосы убирали в хвосты или плели косы, поэтому манипуляции с макияжем и прической сперва показались мне бесполезной тратой времени.
Ровно до того момента, как я посмотрела на себя в зеркало.
Отчасти драконище был прав, макияж и убранные в прическу волосы сделали из меня женщину. Чертовски яркую и сексуальную женщину.
Впрочем, этот факт не помешал ехидству вырваться наружу.
– Господин декан, вынуждена отметить, что вы шутите как человек, перенесший принудительную операцию по удалению чувства юмора.
Судя по виду, драконище обиделся. Неожиданно! Я-то наивно полагала, что сие невозможно.
– Нормально у меня все с чувством юмора, – буркнул он. – Между прочим, до встречи с вами окружающие находили меня остроумным.
– Кто?! – хохотнула я. – Подчиненные?
Кьяри нахмурился, став похожим на большую серую тучку.
– Закрыли тему.
– Да нет! Вы шутите, шутите, господин декан. Я скажу, когда смешно станет.
Уязвленный дракон сунул мне фужер с шампанским, крепко ухватил за локоть и повел в соседний зал.
Официанты суетились вокруг украшенных столов, а на импровизированной сцене готовился к своему выступлению Крис Кулман. При виде его сосредоточенного профиля у меня невольно перехватило дыхание.
Охватившее меня волнение не укрылось от цепкого взгляда зеленых глаз.
– Не думал, что такая прожженная стерва может что-то чувствовать.
– Не знала, что Кьяри-младший малолетняя ябеда.
Декан хрипло засмеялся.
– Ронни полчаса умолял меня взять его на этот вечер. Даже согласился на выдвинутые… просьбы. Естественно, мне стало интересно, что же возбудило в нем такой страстный интерес к науке, и я навел кое-какие справки. – И без всякого перехода: – Вы с Кулманом любовники?
Я подавилась шампанским, прижала руку к губам и с нескрываемым возмущением воззрилась на собеседника.
– Ну я так и подумал, – сделал свои выводы тот.
– Эрг!
Неуклюже огибая столики, к нам через весь зал неслась какая-то дамочка.
Она выглядела так, словно у нее атрофировались чувство меры, стыд и совесть. Обвешанная украшениями, как праздничная елка, причем елка необъятных размеров, которые она не постеснялась подчеркнуть платьем в облипочку цвета взбесившегося лимона. При каждом шаге леди ее внушительная грудь колыхалась и навевала мысли о приливах и отливах. И на всем этом великолепии скромно примостилась брошь в виде бабочки.
Дамочка сразу мне не понравилась. Вероятно, она не понравилась бы мне в любом случае, но дурацкая брошь значительно упростила дело.
А вот драконище явно проголодался, иначе зачем еще плотоядно облизывать губы и следить за приближающейся массой с таким интересом.
– Эрг… – жеманно протянула брюнетка, протягивая руку для поцелуя. – Я заждалась.
При ближайшем рассмотрении у леди обнаружился еще один недостаток – она была не только необъятной, но и высокой. Нет, до Кьяри, конечно же, не доросла, но, в отличие от меня, ей хотя бы не приходилось запрокидывать голову.
– Одну минуту, Розмари, – попросил декан, отпуская обслюнявленную руку леди. – Я провожу коллегу за наш столик и подойду… пообщаться.
Розмари придвинулась вплотную, размазав внушительную грудь о пиджак Кьяри, и томно прошептала:
– Поторопись, а то на шалости не останется времени.
Игриво коснувшись пальцами нижней губы дракона, дамочка ослепительно улыбнулась и поспешила прочь.
– Ваша любовница? – решила вернуть я шпильку.
В очередной раз доказав, что логика драконам неподвластна, Эрг Гай Кьяри прекратил пожирать глазами зад удаляющейся женщины и наклонился ко мне.
– Ревнуешь?
Я повторно подавилась шампанским.
Вот это самомнение! Такими темпами и без того непомерное эго чешуйчатого разрастется до размеров материка, отделится от своего хозяина и улетит в открытый космос, покорять другие миры.
Прокашлявшись, я пристально глянула в глаза декана и медленно покачала головой.
– Нет, по-прежнему не смешно. Советую заглянуть в библиотеку и почитать методичку с факультета сатиры.
