Вот почему она отправилась в дом господина де Нувийона, но тот лишь отругал ее и потребовал никогда более к нему не приходить и никаких разговоров о ребенке с ним не вести
[672]„Колетт, впрочем, и не подумала сдаваться: она обратилась за помощью к купеческому прево Парижа, которым на тот момент являлся Жан Жувенель дез Урсен (ок. 1360–1431), еще один сторонник партии «мармузетов»
[673]. По просьбе молодой женщины он переговорил с Жаном Ле Мерсье, по-видимому, своим добрым знакомым, однако успеха не добился
[674]. И лишь после этого обвиняемая решилась на отчаянный шаг — сочинила записку, прикрепила ее сыну на рукав и заставила мальчика прогуливаться в таком виде во дворе дома сира де Нувийона.
В заключение наша героиня заявила, что, как ей кажется, именно Жан Ле Мерсье «лучше, чем кто бы то ни было другой», подходил на роль отца ее ребенка, хотя она всегда — «пока у нее было, на что жить и кормить себя и своего сына» — утверждала, что родила его от Жана дю Буа
[675].
Столь подробный рассказ о собственной незадачливой судьбе не оставил Колетт ни малейшей надежды на снисходительное отношение к ней судей:
Все они, учитывая [социальное] положение заключенной, которая является женщиной, [ведущей] распущенный и дурной образ жизни, [ее] противоречивые показания, записанные в [этом регистре], обидные и оскорбительные слова, сказанные ею сиру де Нувийону, который является, как всем известно, высокородным сеньором [и членом] королевского Большого совета, [а также] жажду наживы, которая подвигла ее произнести эти слова, решили и постановили [следующее]. В качестве судебного наказания за лживые обвинения, [высказанные в адрес сеньора де Нувийона], она будет выставлена к позорному столбу, а [затем] навечно изгнана из города, виконства и превотства Парижа под страхом быть закопанной заживо, [если вернется]
[676].
* * *
Для парижских судей, собравшихся в Шатле в июне 1391 г., Колетт Ла Бюкет, вне всякого сомнения, являлась проституткой. Не случайно в приговоре она была названа «женщиной, ведущей распущенный и дурной образ жизни» (femme de dissolue vie et mauvaise). И дело заключалось отнюдь не в личности ее противника — Жана Ле Мерсье, которому для очистки совести и восстановления подорванной репутации требовалось унизить таким образом свою обидчицу, а заодно отвести от себя обвинение в ее изнасиловании
[677]. Как я уже не раз упоминала, в категорию «проституток» во Франции эпохи позднего Средневековья могли угодить не только обитательницы борделей, но и особы, имевшие беспорядочные половые связи, одного или нескольких постоянных поклонников или даже единственного сожителя, который, тем не менее, не спешил в официальном порядке предложить своей подруге руку и сердце.
Именно такую судьбу, по мнению окружающих, и избрала — волей или неволей — наша героиня. Лишившись невинности в весьма, надо полагать, юном возрасте, она была практически обречена на жизнь одиночки, безо всяких надежд на замужество. Колетт, как уже говорилось, служила горничной на постоялом дворе, что также не могло не сказаться на отношении к ней в родном Кодебеке, а затем в Париже. Более того, из ее собственных показаний становилось ясно, что ее сексуальные партнеры постоянно менялись, и ни с кем из них брака она так и не заключила.
Улучшению репутации молодой женщины не способствовала и мимолетная связь с весьма знатным и состоятельным Жаном Ле Мерсье. Подобные случаи, конечно, не являлись редкостью для Франции XIV–XV вв., но часто влекли за собой скандалы и судебные разбирательства. Так, регистр Парижского парламента от 1404 г. сохранил для нас историю королевского прево Лана Тристана Анотена, воспылавшего страстью к некоей незамужней девушке и осыпавшего ее подарками. Юная особа не скрывала этих знаков внимания, очень быстро о них узнали соседи, которые принялись судачить (les voisins en parlèrent) о ее недостойном поведении. Масла в огонь подлило и то обстоятельство, что месье Анотен состоял в законном браке, чем жители Лана особо возмущались: «Хоть он и был женат, но заводил интрижки на стороне, и об этом все узнали от женщин, которых он посещал»
[678]. В конце концов, соседи перешли к решительным действиям, и их перепалки с прево стали-таки предметом рассмотрения в суде.
