Ничего не говоря, оперативник и следователь вылезли из салона и, сиганув через чугунную ограду не хуже легкоатлетов, сами рванули к скверу. Они почти потеряли парня из виду. Он мчался с хорошей скоростью, по-спринтерски преодолевая препятствия, и коллеги, уже начиная задыхаться, подумали, что Левинсон прав: это спортсмен.
— Придется задействовать все наряды, находящиеся в этом районе, — выдохнул Петрушевский. Виктор потянулся к лежавшей в кармане рации и, бросив взгляд на убегающего «студента», грубо выругался:
— Смотри, Толя, у него мотоцикл.
«Упустим», — мелькнуло в голове следователя, и он сбавил скорость. Самое лучшее, что можно сделать сейчас, — сообщить номер мотоцикла, который им удалось запомнить, работникам ГАИ.
— Ребята, садитесь! — услышали они за спиной крик Козлова. Старенькие «Жигули» ревели как бык, поджидая их.
— Ты видел? — Виктор еле перевел дух. — За мотоциклом!
— Видел, видел, — успокоил его Вадим. — От нас не уйдет. Сейчас поймаем.
Но, бросив эту фразу, Козлов не знал, что поторопился. Мотоциклист развил такую скорость, что несчастные древние «Жигули», дымя, будто паровая машина, еле поспевали за ним. Сарчук вытащил из кармана рацию, чтобы передать постам ГАИ приметы мотоцикла, но, пощелкав, выругался:
— Черт! Кажется, гикнулась.
— Все не вовремя, — отозвался Анатолий с переднего сиденья, и рука предательски потянулась к утиному носу. — Ребята, а ведь он рвется из города. Это более чем паршиво.
Лица его коллег помрачнели. Они понимали, что у неповоротливых «Жигулей» на проселочной дороге догнать и перегнать мотоцикл не было никаких шансов. А между тем преступник, словно заправский гонщик, показывал чудеса управления транспортным средством, перескакивая через маленькие препятствия. Все благоприятствовало реализации его плана: и почти пустынное шоссе, и немногочисленные прохожие, шарахнувшиеся в разные стороны, когда парню вдруг вздумалось заехать на тротуар.
— Негодяй! — выругался Виктор, сознавая, что взрыв эмоций — это все, что он может противопоставить гонщику. — Какой же негодяй!
Тем временем мотоцикл свернул на проселочную дорогу, в район старых частных домов и дач. «Жигули» неслись следом. На немощеной улице их подбросило, и Петрушевский больно стукнулся подбородком о стенку салона.
— Сколько раз предупреждал тебя, чтобы ты пристегивался, — буркнул Вадим. — Этого делать ты так и не научился. И не смей говорить, что у меня плохая машина.
— Машина не виновата, если мы его не догоним, — следователь махнул рукой, и в этом жесте Сарчук прочитал бездну отчаяния и посмотрел вперед. Проселочная дорога сужалась, и мотоциклист чуть притормозил, вероятно, готовясь проскочить в проем между домами, однако тут случилось то, чего никто не ожидал. Из ворот одного домишки показалась гордо шествовавшая утка. За ней гуськом шли маленькие пушистые комочки — утята. Гонщик летел прямо на них, и Козлов зажмурился. Он всегда переживал, когда под колесами гибли птицы или животные. Сейчас этот негодяй сметет выводок, и утята разлетятся в стороны, как воздушные шарики. Но, на их удивление, ничего подобного не произошло. Вероятно, преступник тоже любил животных. Он резко затормозил перед выводком, повернул руль вправо и полетел на обочину вместе с ревущим мотоциклом.
— Попался! — произнес Анатолий. Козлов нажал на тормоза, машина недовольно взвизгнула и встала как вкопанная. Коллеги бросились к гонщику, который лежал на земле, не шевелясь. Из раны на лбу сочилась тоненькая струйка крови.
«Не дай бог умрет», — пронеслось в голове Петрушевского, но Вадим, прижав руку к сонной артерии преступника, успокоил друзей:
— Жив.
Он принялся бить потерпевшего по щекам, и вскоре парень застонал и сел, удивленно озираясь по сторонам.
— А ты, оказывается, смельчак, — произнес Сарчук и похлопал его по плечу. Гонщик поморщился:
— Больно!
— Ну, ты сам виноват, — буркнул Анатолий. — Разве мама не говорила тебе, что гонки с милицией кончаются в пользу последней?
Круглое лицо молодого человека с ямочкой на подбородке, делавшей его каким-то по-детски беззащитным, скривилось.
— Хрен бы вы меня поймали, если бы не утки, — прошипел он.
— Поймали бы, — заверил его Сарчук. — Не в этот раз, так в другой. — Ты, дорогой, забыл, наверное, что у нас еще ГАИ имеется. Сообщили бы твои приметы — и никуда бы ты не делся.
— Как сказать… — прогнусил гонщик.
— Ладно, — следователю надоело пререкаться с задержанным. Нужно было как можно скорее везти его в отделение и раскручивать по полной. — Зовут-то тебя как?
— Владимир, — представился парень.
— Вот что, Володя, — продолжал Анатолий, помогая ему подняться. — Сейчас мы с тобой поедем в отделение, и там ты нам все чистосердечно расскажешь.
Голубые глаза беглеца округлились:
— Что это я вам должен рассказывать?
Виктор усмехнулся и подтолкнул его к машине:
— Будто не знаешь. Зачем тогда бегал, если чист, аки агнец?
Владимир молчал. Сарчук пропустил Петрушевского на заднее сиденье, толкнул задержанного, а потом сел сам. Козлов нажал на газ.
— Советую тебе сотрудничать со следствием, — доброжелательно сказал Петрушевский.
— Не понимаю, о чем вы, — на лице задержанного читалось упрямство.
— То есть про сережку, которую ты украл и попытался сбыть в скупке, будем молчать, — констатировал оперативник. Парень откинулся на спинку сиденья:
— А про сережку вообще нечего рассказывать. Каюсь, когда нашел ее возле своего подъезда, думал по-легкому деньжат срубить. Вижу — вещичка-то дорогая, в скупке должны схватить, сказать спасибо и заплатить немало. Да только ничего не выгорело. Как был неудачником, так и остался.
— Ну ты даешь! — восхитился Виктор. — Эту драгоценность, выходит, ты нашел?
Владимир утвердительно кивнул:
— Как сказал — так и было. Выхожу утречком в магазин, гляжу — что-то блестит возле крыльца. Ну, поднял. Вроде с брюликом. Я сразу смекнул, что какая-то баба богатая потеряла. Если бы иначе как-то было, две сережки бы валялись. Я прихватил драгоценность — не отдавать же другому — и помчался в скупку. Не думал, честно говоря, что владелица так быстро шум поднимет. Кстати, кто она? Жена какой-нибудь шишки?
— Вот врешь ты, Володя, и не краснеешь, — усмехнулся Анатолий. — Сам прекрасно знаешь, кто она. И на что надеешься?
Гонщик заморгал:
— Честное слово, не знаю. Кстати, вы не представились. Как к вам обращаться?
