Петрушевский посмотрел на него с презрением. Перед ним сидел красивый высокий самец с правильными чертами лица, большими серыми глазами, густой, уже начинающей седеть шевелюрой, занимающий хорошую должность, на которую без покровительства, кстати, тоже не попасть, и с неплохой зарплатой, но этого ему было мало. Он хотел всего и сразу.
— И Нина дала согласие стать вашей женой? — усмехнулся Виктор. — Видите ли, для нас это звучит странно, потому что, прежде чем приехать сюда, мы навели о вас справки. Вы уже двадцать лет в законном браке и воспитываете двоих детей. О вас отзываются как о примерном семьянине, из чего мы сделали вывод, что с законной супругой вы на данную тему еще не разговаривали.
— Допустим, не разговаривал, — согласился Горячев. — Но, уверяю вас, этот вопрос решился бы у нас очень быстро. Наш брак давно дал трещину. Мы пытались сохранить его ради детей, и вот настало время, когда они выросли и уехали учиться в разные концы страны, а мы остались бок о бок, два чужих человека. Она не стала бы препятствовать устройству моей жизни, поверьте.
— И все же, если бы у вас с Ниной было серьезно, вы бы давно сказали об этом жене, — не согласился с ним Виктор. — Мы навели справки и о ней. Вам нечего ее бояться, она не ваш начальник, наоборот, просто домохозяйка, которая живет за ваш счет. Впрочем, такие бывают самыми ярыми борцами за сохранение брака, — он вдруг улыбнулся, но улыбка вышла недобрая — просто растянулись уголки губ. — В нашей практике был один случай. Мужчине дважды удалось жениться. Меня часто спрашивают: как? Легко. Он сделал вид, что потерял паспорт, потом явился к паспортистке с бутылкой шампанского и коробкой конфет, и женщина не проверила его семейное положение. Таким образом, он преспокойно получил чистый паспорт и женился снова. Так у человека появилась вторая жена в Киеве, а первая радовала его в Ленинграде. Обеих звали Оксанами, однако он утверждал, что выбирал не специально — так получилось. Его работа была связана с командировками, поэтому долгое время они не знали о существовании друг друга. Если бы он не совершил преступление, возможно, ему удалось бы скрывать двоеженство еще дольше.
Горячев дернулся. Его покрасневшие от напряжения веки затрепетали, как крылья мотылька.
— Я понимаю, куда вы клоните, — выдавил мужчина, — но клянусь вам, я не собирался совершать ничего противозаконного. Моя жена Лида обязательно бы все узнала — в свое время. Что касается Нины, еще раз повторяю — я ее не убивал. Сейчас вы мне рассказали о преступнике, но я не преступник и никогда им не был. Вы, как профессионалы, наверняка найдете доказательства.
Что-то подсказывало Сарчуку, что этот альфонс не врет, и тем не менее он казался таким мерзким, вызывал такое презрение, что не возбудил ни капли жалости, и оперативник обрадовался, когда Анатолий распорядился задержать Горячева. Впервые ему не хотелось помогать человеку доказывать невиновность. Те же самые чувства испытывал и Петрушевский.
— А если бы вы скончались раньше Нины, что сталось бы с ее драгоценностями, за которыми вы так охотились? — с насмешкой спросил он. Владимир взъерошил волосы:
— Я все продумал. Мне удалось бы уговорить Нину оставить все моим детям, а не сестрице, которая позволила бы их пропить своему сожителю. Я не бросил бы первую семью без средств к существованию.
Омерзение, которое испытывал следователь к подозреваемому, продолжало нарастать. Он с удовольствием засадил бы его за решетку, но виновность нужно было доказать, и они с Сарчуком принялись за работу, однако доказали обратное. В день убийства Нины во Дворце спорта проводились областные соревнования, директор, естественно, был на месте, и главное — его видели сотни людей. Когда Петрушевский сообщил Горячеву, что он свободен и милиция больше не имеет к нему претензий, Владимир довольно улыбнулся.
— Я с самого начала говорил правду, — его серые глаза вдруг забегали из стороны в сторону. — Могу ли я задать вам один вопрос, прежде чем уйду отсюда?
— Разумеется, можете, — кивнул Анатолий. — Я вас слушаю.
Мужчина немного помялся, потрогал нижнюю губу, вероятно, волнуясь, и поинтересовался с заиканием:
— Скажите, кому достанутся ценности Ниночки, когда вы отыщете настоящего преступника?
Сарчук откинулся на спинку стула. Петрушевский непроизвольно потрогал утиный нос. Такого поворота никто не ожидал.
— Это вещественные доказательства, вещдоки, слышали такое слово? — пояснил ему Виктор. — Они будут находиться у нас до окончания следствия.
— А потом? — настаивал Горячев.
— Потом они перейдут к ближайшим родственникам Ельцовой, — добавил оперативник, удивляясь его назойливости. — Еще вопросы есть?
Владимир снова помялся.
— Видите ли, сестрица покойной при жизни ее не жаловала, — признался он. — Ниночка редко ходила к ней в гости, потому что ее звали только тогда, когда им были нужны деньги. Бедняга содержала эту семью. Если им достанутся уникальные драгоценности, Шаповалов все продаст и пропьет в один день.
Виктор сжал кулаки, еле сдерживая себя. Ему до смерти хотелось врезать по этой сытой роже. «Влюбленного» в Ниночку жениха не беспокоило, как была убита его невеста, когда похороны и какую посильную помощь он может оказать. Директора волновало лишь одно: золото уплывало из рук, золото, на которое он потратил массу времени и сил. Оперативника посетила крамольная мысль: беднягу Нину, решись она выйти замуж за Горячева, ожидало горькое разочарование в браке, если не смерть. Владимир мог устроить несчастный случай нелюбимой жене, завладеть наследством и вернуться к первой супруге.
— Если Шаповалов, как вы выразились, пропьет все в один день, это его право, — резко заметил Виктор. — В данном случае закон не на вашей стороне. И это даже не обсуждается.
— Но вы, так сказать, можете посодействовать, — Владимир угодливо склонился над ним. — Я в долгу не останусь.
Сарчук вздохнул и стал медленно вставать со стула, сжимая кулаки.
— Пошел вон! — тихо, но грозно сказал он директору.
— Что? — поначалу Горячев будто не расслышал.
— Пошел вон! — повторил Виктор уже громче и для наглядности постучал по столу. — Если я еще раз увижу тебя на горизонте, посажу за мошенничество.
Лицо Владимира вытянулось и побледнело.
— Да, ты не убивал Ельцову! — гремел оперативник. — Однако на своей должности ты наверняка изрядно накосячил. Такие, как ты, имеют о порядочности самые смутные представления. И если ты не хочешь, чтобы мы послали проверку в твой Дворец спорта, вали отсюда, да поскорее, и забудь про драгоценности Нонны Борисовны. Они никогда — слышишь — никогда тебе не достанутся!
На его удивление, Горячев рассмеялся.
— А это мы еще посмотрим, — проговорил он весело. — Вы не последняя инстанция, к которой я могу апеллировать. Так что ищите золото, да потщательнее, а я обращусь к другим.
