Глава 4
Сидя с экспертами, Герман в сотый раз пересматривал записи. Камеры, любезно предоставленные ГИБДД, мало чем помогли. Преступник выбирал закоулки без магазинов, а на оживленных трассах засветился не один десяток машин. Боростовский еще раз запустил запись с камер аэропорта. Вот Татьяна, шатаясь, выходит из туалета и садится на скамейку. Ее сотрясали конвульсии, и онколог, как врач, понимал: девушка умирала. Люди, сражаясь с тяжелыми багажом, равнодушно бежали мимо, косясь на мониторы с расписанием, и никому не было дела до больной несчастной Татьяны. Когда ее тело перестало сотрясаться, лишь один мужчина на несколько секунд задержался возле Лазаревой, постоял, словно изучая ее, потом быстро направился к выходу.
— Увеличьте мне лицо этого человека, — попросил Боростовский, и эксперт послушно исполнил его просьбу. Лицо мужчины, нечетко просматривавшееся, показалось знакомым, однако Герман все равно его не узнавал, хотя не сомневался, что они встречались. Да, встречались, но где? Он обхватил руками голову и решил рассуждать логически. Итак, перед ним врач, его коллега, использовавший при убийстве Митина редкий препарат. Кстати, его название Герман слышал раньше.
Года три назад лекарство поступало в поликлиники и больницы в качестве гуманитарной помощи, но в аптеках не продавалось. Значит, преступник мог взять его только в лечебном учреждении. Если прибавить к этому то, как точно он рассчитал смертельную дозу алкалоида, вычислил, что касание электрошокером станет смертельным для ювелира, его специальность вырисовывалась сама собой — кардиолог. Своего коллегу Боростовский мог знать либо во время учебы в мединституте, либо встретить на каких-нибудь городских конференциях. Он закрыл глаза, напрягшись, умоляя Господа Бога помочь ему, потому что от этого зависело многое, и его молитвы были услышаны. Внезапно в его ушах раздался голос человека, которого он настойчиво пытался опознать по половине лица:
«Господи, Герман, ты ли это?… У тебя лежит моя теща… Елена Васильевна Лопатина. Как она?»
Доктор поежился. Камера запечатлела его однокурсника и бывшего мужа Гали Владислава Машковского. Лоб онколога покрылся холодным потом. Он понял, в какой опасности находилась Галя все это время. Если он только не ошибается… Если прав… Владислава следовало найти как можно быстрее, но он не знал о нем ровным счетом ничего, кроме того, что Машковский, как и он сам, трудился врачом в какой-то городской больнице. Где именно, можно было выяснить у его бывшей жены. Герман достал телефон, чертыхнулся, увидев, что аппарат разряжен. На его счастье, у одного из экспертов в ящике стола валялось зарядное устройство, и доктор, подключив аппарат, сразу набрал ее номер, однако Галя впервые не откликнулась на звонок. Мужчину это не встревожило. «Наверное, спит», — подумал он и решил не беспокоить девушку. Ей вовсе не обязательно знать, что он подозревает ее благоверного. Что вообще представляет собой этот Машковский? Способен ли он на убийства?
Почему бы не спросить о нем кого-нибудь из своих бывших однокурсников? Ну, быть такого не может, чтобы никто о нем ничего не слышал и не нарисовал психологический портрет. Это помогло бы укрепиться в своей правоте. Боростовский почесал затылок, пролистал контакты в телефоне и остановился на Полине Ратушной, самой успешной студентке их курса, с блеском защитившей кандидатскую и уже готовившей докторскую. Ратушная осталась работать на кафедре и вполне могла знать о Машковском. Ее чаще всего навещали бывшие сокурсники. Улыбнувшись, Герман набрал номер приятельницы. Полина ответила не сразу, вероятно, общалась со студентами или преподавателями.
— Слушаю, — наконец раздался в трубке знакомый голос.
— Полина, я вот набирал тебя и не был уверен, что ты не сменила телефон, — радостно заявил доктор. — Ужасно приятно слышать твой голос.
— Герман, ты ли это? — откликнулась однокурсница не менее радостно. — Куда же ты подевался, проказник? Все ждут от тебя открытия в области онкологии. Где оно?
— Пока я лишь скромный врач, лечащий больных, — признался он. — Знаю, что все в курсе моего развода. Новую семью пока не создал. А как ты? Спорим, твоя жизнь намного интереснее.
Полина вздохнула:
— Не знаю, дорогой, не знаю. Ты мечтаешь создать вторую семью, я же еще и первой не обзавелась. Иногда так хочется простого человеческого счастья…
Герман усмехнулся про себя. Весь курс следил за развитием романа между Ратушной и профессором Шурыгиным, худеньким, юрким и пронырливым мужчиной пенсионного возраста, который длился уже несколько лет. Шурыгин морочил голову и любовнице, и жене, явно предпочитая оставить все как есть, но Полина на что-то надеялась и каждый год выбирала свадебное платье. Боростовскому было ее жаль. Умница и красавица тратила драгоценные годы впустую. И речь шла не о науке, а о долгой и ничего не обещающей связи.
— О твоей личной жизни я предпочитаю не спрашивать, — откровенно признался Герман. — Будет что-то новенькое — пригласишь на свадьбу.
— Хотелось бы, — с тоской в голосе ответила Полина и тут же сменила тон: — Дорогой, ты позвонил не для того, чтобы поговорить обо мне. Колись, зачем я тебе понадобилась? Как женщина или как врач?
— Ни то, ни другое, — сказал доктор. — Видишь ли, мне действительно нужна твоя помощь, только совсем в другом вопросе.
— В каком? — полюбопытствовала Полина. — Мне уже интересно.
— Мне очень нужно повидаться со Славой Машковским, — признался он. — Ты не знаешь, где он демонстрирует плоды своих трудов?
— У Славика никогда не было своих плодов, — расхохоталась Ратушная. — Он всегда стремился завладеть чужими. Тем не менее я не слышала жалоб по поводу его кардиологической деятельности. Наверное, в профессиональном плане у него все складывается более удачно, чем в личной жизни.
— Тебе о нем что-нибудь известно? — спросил Герман. — Ну, о его личной жизни? — Он почти не надеялся, что приятельница сообщит какие-нибудь ценные сведения об отношениях Славика и Гали. Да и имело ли это сейчас значение?
— После окончания мединститута мы иногда пересекались у общих знакомых, — отозвалась женщина. — Он женился не на враче, а, кажется, на переводчице, серой мышке, которая одевалась ужасно безвкусно. Мне довелось ее однажды увидеть. Единственным ее украшением были черные вьющиеся волосы — мечта многих девчонок. — Герман заметил про себя, что в Полине говорила женская ревность. Галя вовсе не была серой мышкой. Может быть, Ратушная когда-то имела виды на красавца Машковского? Во всяком случае, она безоговорочно делала за него курсовые. — Слава говорил, что пожалел бедняжку, потому что в ее семье случилось много несчастий. Деда-генерала посадили за хищение, и он умер в тюрьме. Бабушка сошла с ума и покончила с собой. Отец, не выдержав всего, что обрушилось на них, нашел другую женщину. Да и сам Слава не оказался примерным мужем. Женушка обнаружила его в постели с лучшей подругой, давно положившей на него глаз. Однако тебе это вряд ли интересно. Сейчас Машковский трудится в шестой поликлинике. Вроде бы не женат. Вот и все, что мне о нем известно.
