Зуб крутил баранку, автоматом переключал скорости, давил на педали и смотрел вперед. И думал. Думы оказывались невеселыми. Потому что Кулибин оказался прав. Не попытались его схарчить всего за неполный световой день, если сложить, только ведьма и Илья с дальнобоями. А остальные, даже не знающие бродягу на «девятке»? То-то… что возвращающаяся жизнь, конечно, это добро. Только кулаки у добра должны быть сильнее и постоянно готовы сломать противника. Даже если противник кажется правым.
Сам Зуб полгода назад только и жил, что грабежами, боями и погонями вместе с Воронами. Шесть сраных месяцев, а в башке уже целая философия с рассуждениями. Крандец, короче.
Да и планы у Хаунда поменялись. С Воронами раскол, с сестрой его споры. Пес не ждал, когда в городе начнется война, не ждал покупателей на его услуги. Расхотел стать своим в правительстве новой Самары, собирающей назад свои волости, и теперь желал быть свободным, взяв свое и не отдавая ничего. И Зуб его понимал.
Когда вокруг бой, то все просто – свои и чужие, враги. Бей и выживай. А отправь его с заданием сюда, например, примучить сельцо, заставить пахать на благо земли самарской, а не единолично, справится ли?
– И в земле меня не удержать…
На земле крестьян удержать тоже сложно. В землю закопать проще. А ему немного расхотелось. Защищаясь, если лезут, да. А вот так… расстроился внутри механизм, казалось все неправильным. Движку вон здорово, молоти и молоти себе, накручивать километры помогай. Только он, Зуб, не движок бессловесный, у него мысли есть.
Проезжая через Черкассы, не удержался. Остановился на мосту, смотрел на реку, спокойно бегущую по своим делам. На еще не утонувшие коряги с листьями, сплавляющиеся вниз, к Самарке. Вот и его так же несет, куда прибьет, выкинет или потопит?
Село лежало вокруг мертвым и немым костяком самого себя. Страшно. Ни дымка, ни человека. Только разваленные дома, упавшие заборы, сгнившие машины и ветер, гонявший подсохшую листву. Все.
Пустота вокруг. Пустота внутри. Зуб гнал по трассе, следя за дорогой и стараясь не думать. Там свои, там появится цель и все встанет на места. Это просто от одиночества и озлобленности на мир вокруг. Непонимание и отторжение, точно. Хренов Кулибин со своими сохраненными книгами и привычкой заставлять их читать. Раньше было проще. Раньше не хотелось думать.
Эдди Зуб заметил издалека. Тот, выглядывая из развалин белого здания, махал ему красным платком-банданой, обычно намотанной на шее. Ну вот и все, конец пути.
«Ласточка», вкатившись во двор, фыркнула, затихая. Как поприветствовала огромного старшего брата-«урагана», знакомого до миллиметра. Кулибин, недовольно осматривающий огромный тракторный прицеп-перевозчик, плевался и ругался. Хаунд заметив Зуба, кивнул и поманил к ним.
И радости никакой нет, только Эдди вон лыбится… Лыбился.
– Молодец, йа. – Хаунд, замотанный по голове, смотрел строго и зло. – А меня сделали короче на несколько сантиметров. Вот.
И положил ладонь правой руки на правое плечо Зуба. На правое? Зуб вздрогнул и…
Хаунд ударил его локтем в голову, вырубив, а не насмерть. Мальчишка еще нужен.
Эпилог
(злой, грустный и с совершенно ненужной удачей)
– Пришел в себя?
Зуб проморгался, ворочая головой во все стороны. В ней, к слову, звенело, да очень некисло. Хаунд, сидя на бочке, смотрел зло и хмуро. А он сам? А он заботливо прислонен к колесу «Урагана». Вот такая вот хреновина вдруг. И почему?
– Да. Пришел.
– Гут, йа.
Смотря на опасного зверя, видя его глаза, главное – не показывать страха. Вот как сейчас. Только вот беда, Зуб боялся. Пусть и не очень хорошо, но успел разобраться в чудовище, называвшем себя Хаундом.
Просто так Пес ничего не делал. Особенно со своими союзниками. Бывшими союзниками, судя по всему.
– Что ты ей рассказал?
Объяснять, кто такая «она», не требовалось. Общей женщиной для них двоих была только Девил. И именно сейчас Зубу стало совсем страшно.
– О чем?
– Об этом.
Хаунд кивнул на контейнер, стоящий с открытыми дверями и показывающий начинку: большой прямоугольник с выступами, гофрированными шлангами. Торчащими патрубками, пультом управления, датчиками, манометрами и кучей остального.
– Я не знаю, что это, – честно сказал Зуб. – Знал бы, то сказал. Я про Отрадный узнал на второй день, когда мы прятались на пятом хлебозаводе, в цеху. Взорвал машинкой, как Кулибин приказал, бункер, и ушел. А что такое с Девил? Она вообще жива?
– Жива? – сплюнул Кулибин, простучав мимо, почти пробегая на недавно сделанных протезах. – Она нас всех закопает, сестренка твоя.
Хаунд фыркнул, дернул ноздрями, уставившись единственным глазом на Зуба. Смотрелся он, пусть и в новой обмотке бинтом, плохо. Почти полностью затянувшийся шрам, прячущийся в бороде, у самого глаза краснел видимыми миллиметрами.
– Зуб, – Пес достал из кармана старого плаща, должного сгореть в бункере четыре дня назад, портсигар, – мне, натюрлих, крайне редко не хочется узнавать правду без силовых и болезненных методов. Ты же знаешь это, парень, йа?
Зуб знал. Применять предметы, совершенно не предназначенные для разговора по душам или исповеди, Хаунд умел. И пользовал регулярно, если того требовала ситуация.
– Что ты хочешь сказать, Хаунд? – Ему стало страшно еще больше, так, что не ожидаешь, но стало. – Девил как-то подставила тебя, погибла сама или попала в плен…
– Почему ты думаешь, что она умерла или захвачена?
Зуб прищурился. Не нравился ему вопрос. Ведь он же, сам Зуб, тогда ночью и…
– В «Фейт» никого не было. Я ночью ходил смотреть. И рядом тоже не лежала.
– И что?
Зуб начал злиться, радуясь этому, ведь страх отступал.
– Чтокаешь? В ее машине вы были вдвоем. Вот сидишь ты, а ее нет, значит?
– Хрен это что значит, Зуб. – Хаунд сплюнул. Поднял руку, показав два пенька вместо пальцев. – Я был один в машине.
– Что?!
Хаунд наблюдал за ним, покрасневшим, побелевшим, соображающим. Неужели, натюрлих, Девил опасалась что-то сказать ему, пареньку, бывшему ей вроде как братом?
– Как фейсы пытались попасть в бункер? – Хаунд уставился на Зуба еще сильнее. Ложь почувствовать невозможно в двух случаях. Когда человек не врет или когда врет умело и опытно. Верить в неопытность Зуба, яволь, тянуло. Но сейчас он начал свою войну, а в ней побеждает тот, кто не доверяет, проверяет и обманывает сам.
– Молча, как! – Зуб уставился на свои колени.
– Расскажи мне, парень, как они это делали! – рявкнул все же закипевший Пес.
– Замок пытались вскрыть. – Зуб не отрывался от коленей. Они же, впрямь, пытались…
