— Ну что вы расстроились? Все ведь еще можно переиграть, все в наших руках! Вы же знаете, я волшебник. Хотите, устрою чудо?
— Какое еще чудо… — Марина отстранилась, потерла нос, вздохнула.
— А давайте я вас украду! Прямо из-под венца! Мы сейчас недалеко от Борисполя, я все устрою, мы улетим на частном самолете куда хотите! Вы куда хотите? Париж? Рим? Лиссабон?
— Какой еще Лиссабон… — Ее пластинку, похоже, заело. — А что наши близкие скажут?
— А мы им все по скайпу объясним! Потом я разведусь, мы поженимся, у нас будут красивые дети, и пойдут они в школу. Лиссабонскую. — Меня несло.
— Марк, перестаньте. — Марина досадливо махнула рукой. — Ну что за фантазии! Я завтра выхожу замуж. Без вариантов.
— И что, мне вас не отговаривать? Вы же врач, вы любите конкретику, скажите: есть у нас будущее?
— Бесполезно отговаривать. Нет у нас никакого будущего.
— А если вы разведетесь через пять лет? И прибежите ко мне? А? — Я испытывал почти физическое наслаждение от этой ирреальной беседы.
— Вполне возможно, что и разведусь, — вдруг согласилась Марина. И зло добавила: — Вот только к вам я не побегу, уж в этом я уверена!
— Это почему же? — Я почувствовал себя уязвленным.
— А что тут непонятного? — Марина засмеялась — трескуче, неприятно, закашлялась, отхлебнула вина. — Что тут непонятного? Через пять лет вам сколько будет? Шестьдесят?
— Почему шестьдесят? Пятьдесят восемь! — запальчиво воскликнул я и осекся.
— Какая разница, все равно шестьдесят! А мне тридцать пять будет! И вы думаете, что я к вам побегу?!
Я не думаю, дорогая моя, я знаю. Мне вдруг стало грустно и легко одновременно. Словно я носил за собой сундук с дорогими сердцу детскими книжками, утомил руки, натер мозоли, а потом взял да и сбросил сундук в овраг — вон он, перекатывается по склону, рассыпая книжки. И жалко, и легко.
— А чем вас так эта цифра пугает? — Я решил еще немного продлить психоаналитический сеанс. — Я полон сил, спортом занимаюсь, выгляжу неплохо, сердце в порядке, вы сами говорили, что левый клапан — это ерунда…
— При чем тут клапан? — Марина с кривой усмешкой рассматривала опустевший бокал. — Вы женаты. Вы намного старше. Я хочу семью и детей. Что вы можете мне предложить, кроме собрания сочинений Фаулза и шедевров мирового кинематографа?
— Ничего. — Я был совершенно искренен. — Вы правы, Марина. Больше мне вам нечего предложить. Поэтому я вас отпускаю. Отпустите же и вы меня…
Она так поразилась, что замерла с незажженной сигаретой во рту и уставилась на меня. Потом вынула сигарету и произнесла:
— Но я и не держу вас, Марк… Спасибо вам за все. Я вас всегда буду помнить. Это были лучшие полгода моей жизни. Пока что лучшие, — уточнила.
— У вас еще будут дни куда лучше, — сказал я, ощущая стремительно наваливающуюся сонливость. — Поверьте мне, я знаю. Будет еще лучше…
Я увидел, что туман вокруг словно ожил, заворочался. Огонек Марининой сигареты стал исчезать в сгустившейся дымке. Все заволокло влажной мутью, в которой лишь угадывался силуэт сидящей напротив женщины.
— Я верю вам, Марк, — донеслось из тумана. — И отпускаю…
Внезапно сырой воздух стал сухим и горячим, мои ноздри защекотал знакомый запах трав. Я замахал руками, стараясь разогнать туман, что-то звякнуло.
— Эй, эй, осторожней, ты чего размахался? — У дивана на стуле сидел дед Лука и держал чашку с чаем, которую я задел рукой.
Я рывком сел, принял чашку, глотнул. Посмотрел на деда и улыбнулся.
— Ну вот, видишь, все получилось, — сказал Лука. — С возвращением, космонавт ты наш!
Он шутил, но выглядел встревоженным. Я допил чай и наконец обрел дар речи:
— Лука, это же машина времени.
— Да хоть какая угодно машина, — отозвался тот и поднялся со стула. — Лишь бы только времени было достаточно. — Старик уже не выглядел обеспокоенным, улыбался.
А перед моими глазами стояла картинка: старый сундук сползает по засыпанному листьями склону на дно оврага. Все, больше он мне не пригодится.
— Лука, мне еще нужно, — просительно сказал я. И представил, как начну его уговаривать. Надо предложить ему деньги. Много денег. И тогда он согласится.
Дед меня ошеломил. Сразу сообразив, что именно мне «еще нужно», он кивнул:
— Знаю. Но чуть позже. Часок погуляй, подумай, а потом снова… В машину времени.
Я в нервном возбуждении вскочил на ноги. Как? Его не пришлось уговаривать! Лишь бы не передумал!
— Ш-ш-ш… — Мой локоть сжала сухая рука. — Что ты встревожился? Будешь пить наливку столько, сколько надо. Пока не скажешь: все, Лука, я во всем разобрался. А ты ж, вижу, только начал разбираться.
И мое путешествие во времени продолжилось.
Глава десятая
Я догадывался, куда именно в прошлом попаду и с кем там встречусь. Страха уже не было, его место заняло предвкушение. Наконец я узнаю то, что меня, по выражению деда Луки, муляет столько лет! Хоть он и говорил, что заказывать маршрут заранее невозможно, однако я чувствовал, что сейчас увижу Еву.
…Пронзительно верещали птицы. Еще не открывая глаз, я довольно улыбнулся: да, все правильно, так я и думал! Когда много лет назад я впервые проснулся в этом лондонском доме, разбуженный оглушительным чириканьем, посвистыванием и прочими трелями, очень удивился: откуда столько птиц? Ева тогда пошутила, что их специально разводят для района Мейфэр. Однако и в менее престижных, и в совсем не престижных районах тоже было полно птиц.
Лондон чистил перышки, снизу из кухни тянуло свежесмолотым кофе. Я с наслаждением вытянулся на прохладном шелке простыни — захрустели косточки, затем резким движением вскочил.
Тогда, почти 20 лет назад, я точно так же проснулся от щебета птиц и не торопился спускаться в кухню. Накануне вечером Ева сделала мне предложение. Выглядело это так.
«Марк, у меня идея».
«М-м-м? — Я сделал глоток белого вина. — Согласен на все».
«Вот как? — Ева казалась озадаченной. — Ну хорошо же, ловлю тебя на слове…»
Мы сидели в беседке внутреннего садика Евиного дома в центре Лондона, пили вино и лениво переговаривались ни о чем — вели ту прекрасную воркующую беседу, которая обеспечивает приятному вечеру безмятежный фон.
«Так что там за идея?» — Я подлил в бокалы вина и подмигнул Еве. Я пребывал в благодушном настроении. Как, впрочем, в каждый свой приезд в Лондон. Уже в аэропорту Гэтвик я буквально физически ощущал, как меня отпускает хроническое киевское напряжение, а киевские проблемы растворяются в дружелюбной лондонской атмосфере.
«Не уезжай, Марк», — произнесла Ева.
