— Смерть реактора через одну минуту.
Лазерные лучи и болтерные снаряды выбивали искры из доспехов воина и разбрызгивали раскаленный металл двери по всему мостику. Один человек закричал, когда на него попала капля. Но Повелитель Ночи не останавливался, без разбора убивая членов экипажа. Между тем на мостик вошел еще один предатель, вооруженный цепным мечом и пистолетом. Из-за его спины открыли болтерный огонь. Кай сменил цель и открыл огонь по новому врагу, выпотрошив его тремя точными выстрелами в торс. Тот даже не успел упасть, как сзади выбежал третий, и двинулся вперед, выставив труп перед собой, как щит. Дойдя до края командной платформы, он швырнул тело погибшего товарища вниз, на служебные ярусы. Одного человека раздавило, остальные бросились в сторону. Члены экипажа лихорадочно стреляли по нему, но их лазерные пистолеты только опаляли броню.
Он был таким же устрашающим, как первый. На поверхности доспехов плясали молнии, а вооружен он был огромным двуручным силовым топором. Повелитель Ночи с ревом бросился на Кая, и его оружие со свистом и гулом рассекло воздух. Ультрамарин вскинул болтер обеими руками, но враг разрубил оружие, рассыпав во все стороны искры. Кай отступил и вынул из ножен гладий.
Внутри что-то порвалось. Датчики жизненных показателей в шлеме забрасывали его предупреждениями.
Воин с топором опять бросился на Кая, вынудив парировать второй удар, отчего грудь пронзила ослепительная боль. Он попытался поднять оружие, встав в оборонительную стойку, но силы покинули руку, а затем и ноги. Кай покачнулся и упал на колено.
На мостик ворвались новые Повелители Ночи и принялись вырезать экипаж. Смертных, не защищенных доспехами, разрывало на части масс-реактивными снарядами. Геллас сражался с обладателем глефы, и у него не было шансов. Повелитель Ночи со всей силы ударил Ультрамарина в грудь тупым концом глефы, так что металл треснул. Геллас покачнулся. Одним взмахом противник отхватил ему руку у локтя, вторым — ногу. Повелитель Ночи смеялся. Он играл с Гелласом.
Кай перевел взгляд на нострамца, стоящего над ним. Тот держал в руке обломок какого-то механизма, похожий на вырванное из груди сердце.
— Смерть реактора. Смерть реактора. Смерть реактора. Ave Imperator, — произнес корабль.
Ничего не произошло. Нострамец бросил устройство на пол.
— Хороший ход, Ультрамарин, но не очень умный. Твой корабль принадлежит нам.
Кай посмотрел на устройство. Он чувствовал, как жизнь покидает его.
— Почему вы перешли?.. — прохрипел он.
— Мы не хотим быть рабами лжеца, — ответил второй.
— Вы убили человека, который сотворил нас. Никакая свобода этого не стоит.
— Мы его еще не убили! — возразил воин и громко рассмеялся. Мысль ему явно понравилась.
— Император… Он жив? — выдавил Кай.
Предатель с топором фыркнул:
— Ты не знал? Да, он жив. Но не спеши радоваться, ибо очень скоро мы его убьем.
Кай заскрипел зубами:
— Вы думаете, что можете быть свободными? Вам не победить. Вы превратились в монстров.
Воин поднял топор.
— Мы всегда ими были.
Скрайвок переступил через оплавленные обломки взрывозащитных дверей мостика. Повелители Ночи вытаскивали людей из-за пультов, не смотря, живы те были или нет. В одном углу горел огонь, наполняя воздух густым черным дымом. Скайвоку нравилось увиденное. Кораблю нанесли ровно столько повреждений, сколько нужно было, чтобы все выглядело правдоподобно.
Повсюду валялись переломанные тела. У взорванных дверей лежали два мертвых Ультрамарина, обезглавленный третий — посреди палубы.
Келлендвар упал на колени, как только Скрайвок вошел, но Келленкир продолжил играться с отрубленной головой космодесантника. Оба брата были без шлемов. Их лица были удивительно похожи; прикосновение Кёрза не смогло полностью переписать их родство. Но выражения на этих лицах были совершенно разными.
Келлендвар взял топор за конец длинной рукояти и протянул его своему повелителю.
— Корабль ваш, магистр когтя, — сказал он.
— Брат Келлендвар, ты никогда меня не подводишь.
— И никогда не подведу, милорд.
Келленкир усмехнулся при виде раболепничающего брата.
— Пока что корабль твой, но скоро будет принадлежать Крукешу, — насмешливо бросил он. — Скажи, Крашеный Граф, как много ты сражался?
Скрайвок расстегнул замки шлема, и застоявшийся внутри воздух со свистом вырвался на свободу. Он осторожно снял шлем, явив бледное нострамское лицо. Ото лба к подбородку тянулись прямоугольные полосы, пересекая глаза, у которых расширялись, заполняя собой всю глазницу. На обеих щеках были вытатуированы едва заметные молниевые узоры.
Воздух на кораблях редко был приятным. Он был либо слишком сухим, либо слишком влажным, часто слишком горячим или слишком холодным, в нем вечно воняло машинами, которые его очищали, и потом многочисленных тел, живущих в тесноте. После битв прибавлялись железный запах крови, опорожненных кишечников, огня, дыма, горячего металла с добавкой острого, щекочущего ноздри фицилина. Однако после двух недель перерабатываемого доспехами воздуха эта обычно неприятная смесь показалась Скрайвоку восхитительной. Он закрыл глаза от удовольствия и дал сквозняку из корабельной вентиляции высушить многодневный пот. Глубоко вдохнув, он примагнитил шлем к бедру, после чего посмотрел Келленкиру прямо в глаза и показал за спину.
Четыре Повелителя Ночи втащили на мостик сержанта Ультрамаринов и грубо отшвырнули. На нем не было брони выше пояса, в интерфейсных портах торчали болевые шипы, а лицо опухло от декомпрессии.
— Их лидер?
— Сержант Летик. Это отвечает на твой вопрос, Келленкир? Я был среди тех, кто поймал его.
— Среди. То есть тебе помогали? Слава нашему могучему Повелителю!
Ультрамарин застонал, и его веки задрожали. Келленкир злобно улыбнулся и подошел к нему.
Он бросил отрубленную голову на палубу и засмеялся, увидев реакцию Ультрамарина.
— Твой приятель? Он неплохо сражался, если учесть его раны. Прополз от самой станции, чтобы сразиться рядом со своими товарищами, хотя это, конечно, ничего не изменило. Он все равно умер, как умрем все мы.
— Оставь пленника в покое, Келленкир, — сказал Скрайвок. — Он мой.
Глаза Келленкира лихорадочно загорелись.
— Скрайвок, отдай его мне. Я заставлю его молить о смерти. Отдай его мне, и я покажу ему, что жизнь бессмысленна, а боль неизбежна. Может, наши узы окрепнут, когда мы подпишем свои клятвы его телесными жидкостями.
Келленкир склонился над поверженным сержантом и с силой надавил на рану, зияющую в боку. Ультрамарин захрипел от боли и плюнул в лицо Келленкиру смесью крови и кислоты. Повелитель Ночи выпрямился и прижал руку к горящей коже. Он держал ее, пока плоть не перестала шипеть, а затем опять рассмеялся:
