Михаил улыбнулся при мысли о том, как этот медведь влез к несчастным крестьянам, не произведя ни единого постороннего звука, пробрался по заставленному посудой столу, вернулся, и все проделал в кромешной темноте.
— Прошу, — Михаил указал крошечной рукой, как казалось в сравнении с лопатой Кондратьева, на стул.
Фадейка сел и голубыми глазами начал рассматривать тщедушную фигурку молодого человека в мундире.
— Моя фамилия Жуков, — представился тот. — Я помощник Ивана Дмитрича Путилина.
— Нижайший поклон любезному Ивану Митричу, — улыбка разлилась на лице задержанного, — давненько с ним не встречались, хотя, по чести сказать, нет особого желания попадать в его цепкую хватку.
— Передам непременно.
— Так какое ко мне дело, господин хороший? — начал без предисловия Фадейка. — Не нравится мне хождение вокруг да около. Я человек простой, мне сразу выложь без виляния, получи по чести ответ, и с богом.
— Если не нравятся тебе хождения по пустому, то тут такое, собственно, дело, — Михаил запнулся, обдумывая свои следующие слова, принял решение и сел напротив Кондратьева, положив руки на стол, тяжело вздохнул. — До ареста ты, наверное, слышал, что недалеко от харчевни, которую ты посещал в последнее время, — он произнес название харчевни для рабочего люда, — найден зарезанный человек.
— Может, слышал, может, нет. Не знаю. Мало ли чего происходит в наших краях.
— А говорил, что без виляния говорить станем?
— Какое дело меня не касается, господин хороший, так оно мне без надобности, — пожал плечами Кондратьев.
— Хорошо, — Михаил достал из кармана фотографию и протянул Фадейке, тот внимательно посмотрел, поначалу положил на стол, потом вновь взял и поднес к глазам, прищурив их, словно силился вспомнить.
— Постой. Да это ж Гришка!
— Откуда его знаешь?
— Так за чаркой, как водится, и познакомились, — вскинул вверх брови, удивленным взглядом впился в лицо Михаила Фадейка, словно его внезапно озарило. — Так это его?
— Да.
— Во дела! — присвистнул Фадейка. — Он же к себе в деревню собирался, подкопил, говорил, деньжат, то ль на коровенку, то ль лошадь, я уж не припомню. Пора, говорил, домой, надоел город, душа в деревню рвется. Вроде бы не дрянь человек был. Да уж.
— А когда он собирался возвращаться?
— По весне, как раз к севу. Соскучились, говорил, руки по земле.
— Может, и фамилию его припомнишь?
— Постой-ка, — он повернул в сторону голову, зашевелил губами, произнося что-то беззвучно, пальцами поскреб щетину. — Говорил же он, говорил, ей-богу, говорил. У нас, говорил, в роду… в их роду… да, то ли Евсеев он, то ли Еремеев. У нас в роду младшие всегда в город подавались. Точно, Еремеев, — Фадейка от радости даже ударил себя по ногам.
— Значит, Григорий Еремеев.
— Точно, — задержанный засмеялся и вновь ударил себя по ногам, — Григорий Еремеев.
— Не путаешь?
— Чего мне путать? Все одно дознаетесь. А мне скрывать нечего.
— О смерти его ничего не знал?
— Да что вы, господин хороший, от вас я услышал о его смерти.
— Может, ты вспомнишь, откуда он?
— Помню, из Гдовского уезда, деревня еще с таким названием, словно… Вот, из деревни… Молва… Молва, — повторил он, — так мы тогда посмеялись, что запоминать просто, прибавь к молве «сам», и получится Самолва. Оттуда он, точно, из тех мест. Самолва…
— Так сразу его и запомнил?
— Хорошего человека не забудешь.
Михаил задумался и с хитринкой спросил:
— Не слышал, кто мог пойти на злодеяние?
— Господин хороший, мне дел своих хватало, а совать в чужие мне недосуг. Можно без своего остаться, так что мне интерес без особой надобности.
— Сказать более ничего не можешь?
— Вы бы, господин хороший, у Васьки узнали прежде, чем меня тревожить.
— У Васьки?
— Точно так, они земляки, из одной деревни приехали. Может, он что знает.
— Его фамилия?
— Истинный крест, — он перекрестился, — мне неведомо.
— Может, и ты в этом деле завяз?
— Окстись, господин хороший, зачем мне надо?
— А не врешь? — твердо спросил Михаил, глядя в глаза Фадейке.
— Отсохни язык, — перекрестился быстрым движением Косой, — да и что мне за надобность врать?
— Ой ли? — сощурил правый глаз путилинский помощник. — Так уж и не врешь?
— Сказано, не до вранья мне.
— Смотри, Фаддей, — Жуков продолжил смотреть в лицо собеседнику, не моргая. — Все ты сказал верно?
— Тьфу ты! Вот увязался! Сказал же, не знаю более, а что было, то вы ж слышали, господин хороший.
— Как говорится, доверяй, но проверяй. Говоришь, его звали Гришка Еремеев из деревни Самолва Гдовского уезда?
— Ваша правда.
— Второго звали Васькой.
— Истинная правда, — Фадейка перекрестился, — Васькой.
— И приехали они из одной деревни?
Кондратьев смотрел небесными глазами и промычал «угу».
— Как выглядел Васька-то?
— Две ноги, две руки, голова с ушами.
— Не юродствуй.
— Роста небольшого, неприметный какой-то. Вот, — обрадовался допрашиваемый, — если присмотреться, то ногу он приволакивал, а вот какую, не припомню.
— А мог Васька Еремеева того?
— Чужая душа потемки, а что там, — он вздохнул, — кто знает. Хотя Васька мне с хитрецой показался, молчал больше.
— Может, наговариваешь?
— На что мне! Нешто я зверь бесчувственный! — Фадейка даже руками замахал. — Мне без убийства дел хватало, сколько в наших краях купцов развелось да крестьян с открытой варежкой. А ты, господин хороший, найди душегуба. Больно Гришка добрый был.
— А ты чего полез решетку отгибать?
— Обидели меня сильно, вот кровь и взыграла от глупости.
Жуков вызвал дежурного чиновника, чтобы тот отправил Фадейку назад, в камеру.
На обратном пути Михаил заехал в адресную экспедицию, чтобы наверняка узнать о Гришке Еремееве, откуда приехал и кто такой. Оказалось, в самом деле он приехал из Гдовского уезда деревни Самолва. Теперь, когда личность убитого установлена, необходимо найти его земляка Василия, а там и убийца замаячит. Михаил летел на Большую Морскую в хорошем настроении, казалось, немного, и дело завершится.
Когда он вернулся в сыскное, Ивана Дмитриевича не было в кабинете; как сказал Иван Андреевич, сегодняшний дежурный чиновник, статского советника вызвал с докладом о ночном происшествии помощник градоначальника флигель-адъютант генерал-майор Козлов. Здесь же Михаил узнал, что следствие по убийству в Невском переулке идет полным ходом. Агенты, возглавляемые чиновниками по поручениям, заняты выяснением личности убитого. Хотя охотничий азарт Жукова угас, но чувство скорой победы не покидало ни на миг. Шутка ли, две недели его напряженных поисков дали результат. Надо было втереться в доверие, чтобы тебе что-то поведали, иначе смотрели бы на расспрашивающего, как на полицейского агента. А в заведениях, куда пришлось ему наведаться за эту пару недель, обычно не очень настроены для общения со стражами закона, и тем более не готовы вести приватную беседу с откровениями.
