— Нет, — сухо ответил Путилин, протянув барышне стакан воды.
— Нет… Нет… Не надо… — Она извлекла из муфты батистовый платок и легким движением коснулась глаз.
— Марья Николаевна, когда Алексей сообщил вам о смерти Левовского?
— Вчера днем, — она смотрела на свои руки или тот батистовый кусочек ткани, который в них теребила.
— В каких слова?
— Не помню, у меня в глазах потемнело, и я ничего не помню.
— Вы думаете, это он?
— Что вы! — она подняла голову, и глаза выражали только неподдельное удивление. — Алексей добрый, он никогда мухи не обидит, не то что совершить такой дикий поступок.
— Где он может быть сейчас?
— Не знаю, — тихо произнесла она. — Разве его нет дома?
— Увы, со вчерашнего дня Алексея никто не видел.
— Но это не он! — совсем тихо выдавила Марья Николаевна.
— Что? Ах да… И я так думаю, — успокоил ее Путилин.
Она едва слышно глубоко вздохнула.
— А какие отношения были между Сергеем Ивановичем и Алексеем?
— Если я скажу дружеские, — платочек превратился в бесформенный клубок, — то солгу против истины. Мы с Алексеем знакомы с детских лет. Он относился ко мне как к сестре, поэтому настороженно настроен был к Сергею, пытаясь меня оградить от неприятностей.
— Вы знали, что Алексей в вас влюблен?
— Алексей?
— Да, он.
— У меня и в мыслях не было, чтобы Алеша… Нет, не может такого быть. Скажите, что вы пошутили?
— Извините, Марья Николаевна, но такими вещами я не привык шутить, как вы изволили выразиться.
Она не смогла сдержать слез и более не произнесла ни слова.
СТОЯЧИЙ ВОРОТНИК НАТИРАЛ шею Путилину так, что каждую минуту он поднимал руку, пытаясь освободиться от добровольной удавки, но всякий раз одергивал себя. Иван Дмитриевич не привык использовать мундир, но сегодня в нем была острая необходимость.
Лошадь, выбрасывая из раздувающихся ноздрей клубы белого пара, неслась по Ново-Петергофскому проспекту, с каждым шагом приближая начальника сыска к конечной остановке.
Он и не заметил, как за спиною остался Египетский мост, на котором до сих пор не удосужились установить обещанных и каких-то особо причудливых сфинксов.
— Ваше высокородие, Иван Дмитрич, вас обождать? — обернулся извозчик.
— Конечно, — Путилин откинул меховое покрывало, что согревало по пути, и выбрался на мостовую. — Хотя лучше поезжай.
Те восемь шагов до трехступенчатого крыльца он больше разминал ноги, вышагивая по мостовой ватными ногами.
— Простите, милостивый государь, вам назначено? — остановил Ивана Дмитриевича человек в военной форме.
— Увы, нет, но прошу доложить господину Винбергу, что статский советник Путилин просит уделить ему несколько минут.
Через пять или десять минут в сопровождении молодого человека в черном сюртуке, посланного за гостем, Путилин проследовал по широкому светлому коридору.
В кабинете из-за стола поднялся мужчина лет сорока, рослый, немного полный, с округленными плечами, одетый очень старательно в безукоризненно сшитый костюм. На голове курчавились темные волосы, поредевшие на лбу, коротко подстриженные. Бородка и довольно длинные усы были изысканно причесаны и подзавиты. В глазах, голубых и круглых, играла усмешка всегда довольного собой мужчины.
— Наслышан, наслышан о ваших подвигах на ниве борьбы со злодеями, — произнес он вместо приветствия, улыбнувшись совсем не свойственной взрослому человеку детской улыбкой. — Чем можем мы, чиновники финансового ведомства, помочь вам?
В прозвучавших словах не ощущалось ни капли превосходства или скрытой насмешки.
— Прошу, — он указал рукой на два кресла, стоящие у окна, — думаю, у вас серьезное дело.
— Совершенно верно.
— Антон, — обратился он к молодому человеку у дверей, — принеси мне кофе, а господину Путилину… — он вопросительно посмотрел на гостя.
— Если можно, чаю.
— Сию минуту.
— Так что же вас привело ко мне, Иван Дмитриевич?
— Дела службы, непосредственно связанные с вашим ведомством.
— Я несколько удивлен такому повороту.
— У вас служит некий Левовский?
— Сергей Иванович?
— Да.
— Исключительно порядочный человек и один из лучших чиновников Экспедиции.
— Что вы можете о нем рассказать?
— Скажите, что стряслось, и чем Сергей Иванович вас заинтересовал?
— Вчера ночью господин Левовский был убит.
— Что? — господин Винберг вскочил с кресла и в не-показном волнении начал расхаживать по кабинету. — Не может такого быть! И как произошло такое?
— Он был зарезан.
— Не может быть!.. Не может такого быть!
— Федор Федорович, — неслышно вошел Антон, — чай для господина Путилина и кофе для вас.
— Потом, — махнул рукой. — Поставь на стол.
— Вы никого не подозреваете в его смерти?
— Что вы, Иван Дмитриевич! — возмутился управляющий. — Я даже подумать не могу, как такое возможно?
— Увы, это сущая правда, поэтому я у вас.
— Чем же я могу помочь?
— В последние дни Левовский не выказывал озабоченности, не испытывал в чем-либо нужды?
— Нет, Сергей Иванович ходил, словно крылья у него выросли, считал дни до свадьбы с Марьей Николаевной, прямо-таки светился от счастья.
— На службе не возникло ли каких-либо преград, как я знаю, к новому чину и должности?
— Что вы? Теперь я и не знаю, как быть.
— В какой должности он состоял?
— Я хотел, чтобы Левовский возглавил второе отделение Экспедиции, — увидев вопросительный взгляд Ивана Дмитриевича, добавил: — Это так называемое Печатное отделение, является самым большим как по числу работающих, так и по количеству механизмов. Притом деятельность отделения за последние годы особенно расширилась. Кроме собственной бумаги, оно употребляет еще значительное количество покупной, для работ художественных и для иных целей.
— А недруги у него были?
— Как же без них. Отношения по службе не безупречны, но до открытой подлости не доходило.
— Хотелось бы более подробно.
— Иван Дмитриевич, я догадываюсь, в какую сторону вы клоните, но, к обоюдному сожалению, более, — он выделил последнее слово, — добавить не могу.
— Хорошо, — Путилин поднял руки кверху, — я не намерен вмешиваться в дела вашего присутствия… Не имею права. Скажите, у вас на службе состоит человек тридцати пяти-сорока лет, круглолицый, с пышными усами и рассеченной надвое бровью?
