— Да вроде нет.
— Ну и ладушки, вот нынче и разрешатся некоторые вопросы, о которых мы недавно говорили.
— А преступник?
— Там видно будет.
Дверь в квартиру Залесских открыла молодая девушка, как сказал Иван Дмитриевич, Лиза.
— Что вам угодно, господа? — произнесла она с приятной улыбкой на лице, украшенном ямочками на щеках.
— Добрый день, Лиза, — сказал тот, что повыше, одетый в армейскую шинель.
— Чем вызван ваш интерес к моей персоне? — тень обеспокоенности появилась в ее глазах.
— Иван Дмитриевич, — надворный советник сделал короткую паузу, — просил снять допрос с господина Микушина.
— Но он же болен, — возмутилась девушка, но ступила в сторону, давая дорогу пришедшим, повинуясь неминуемому.
— Мы знаем, но, увы, служба, — скинул пальто и шапку Иван Иванович.
— Прошу, — Лиза помрачнела. — Следуйте за мной.
Алексей не спал, а лежал, уставившись невидящим взором в потолок.
— Принеси бумагу и чернильный прибор, — шепнул девушке надворный советник. Он остановился в маленькой комнате, придвинул к себе стул.
— Господин Микушин? — то ли вопрос, то ли утверждение прозвучало в тишине.
— Да, это я, — чисто механическим голосом ответил Алексей.
— Нас прислал господин Путилин.
— Путилин? — глаза студента сощурились до узких щелочек.
— Так точно, Иван Дмитриевич.
— Это тот господин, что сегодня приходил навестить меня… — это прозвучало то ли как утверждение, то ли как вопрос.
— Совершенно верно, — Иван Иванович присел на стул, — Иван Дмитриевич просил составить с вас допросные листы.
— Да-да, я помню, — потом неожиданно повернул голову к Соловьеву и, впившись в его лицо испуганным взглядом, спросил: — Вы найдете убийцу?
— Непременно, но ваши показания для нас очень важны.
— Я понимаю.
— Благодарю, Лиза… Можем приступать. Миша, пиши. Дознание. Сего числа я, чиновник по поручениям при начальнике Санкт-Петербургской сыскной полиции надворный советник Иван Иванович Соловьев в присутствии помощника начальника Санкт-Петербургской сыскной полиции губернского секретаря Михаила Силантьевича Жукова, мещанки Елизаветы Ивановны Семеновой опрашивал студента Алексея Трофимовича Микушина, дворянского происхождения, вероисповедания православного, уроженца… Итак, мы слушаем, — надворный советник обратился к лежащему на кушетке молодому человеку.
Алексей нахмурился, словно что-то припоминая, потом медленно и размеренно начал рассказывать о чувствах к Марье Николаевне, о Левовском, о тайной слежке за ним, о той злополучной ночи, когда он явился свидетелем злодейства, о дальнейших злоключениях в трактире, потере памяти, о пробуждении в каком-то подвале, и он совсем не мог припомнить, как оказался в этой квартире.
— Алексей, вы сможете узнать убийцу?
— Смогу.
— Хорошо. Вы в состоянии подписать дознание?
— Конечно, меня это не затруднит.
— Тогда подпишите и отдыхайте, Алексей Трофимович. Как станете на ноги, попросим вас провести опознание, — надворный советник похлопал Микушина по плечу.
— Лизонька, проводи нас, — подал голос Михаил.
— Пожалуйста.
Уже у двери, словно что-то предчувствуя, Иван Иванович наклонился к уху девушки.
— Что бы ни произошло, будь любезна, сообщи в сыскное.
Вместо ответа она кивнула своей маленькой головкой, тем самым выражая согласие.
Привратник с поклоном открыл дверь.
— Благодарю, голубчик! — сказал надворный советник и обернулся, уже выйдя на свежий воздух: — Скажи, а кто сегодня был у Залесских?
— Никого не пропускал к ним, — привратник так и не выпрямил спину.
— А Ивана Дмитриевича?
— Это какого Ивана Дмитрича?
— Путилина-то.
— Это вы, милостивый государь, у самого Ивана Дмитрича поинтересуйтесь.
Иван Иванович только хмыкнул и вышел на тротуар.
— Так Иван Дмитриевич дворников и привратников по городу застращал, что даже сотрудникам сыскного о его визитах не говорят, — через плечо произнес Соловьев, адресуя тираду Михаилу.
— А что? — Жуков поправил шапку. — Так и должно быть. Мало ли кто проявляет интерес к персоне начальника сыскной полиции, да и вообще к нашему отделению.
— Здесь не могу тебе возразить, полностью поддерживаю. Незачем знать разбойным людям, где мы бываем и с кем разговариваем.
— Надо арестовывать, пожалуй, нашего Фому неверующего.
— Надо-то надо, но, мне кажется, рановато, надо понять, чем он занимается в столице, а уже потом и брать под стражу.
— Но ведь ясно, что он убийца?
— Верно, но убийство, как говорит Иван Дмитриевич, это первая ниточка клубочка… А типографские станки? А имение в Новоладожском уезде? А господин Анисимов, которым занимается штабс-капитан? Это ниточки, которые обрывать никак нельзя, они могут далеко завести. Убийца от нас никуда не денется.
— Это точно, Иван Иванович.
— Тем более что наш злоумышленник под пристальным наблюдением наших агентов.
— Да, я уж позабыл об этом.
— Михаил, я тебе удивляюсь, иногда схватываешь на лету, а иной раз… — надворный советник кинул шпильку в сторону любимца господина Путилина.
— Признаю свою оплошность, — поднял кверху руки Жуков, — не подумал.
— Ничего, научишься.
— Ясный день.
— Бедный влюбленный юноша.
— Что?
— Бедный юноша, говорю, совсем от ревности извелся. Надо ж догадаться, за соперником по пятам следовать.
— Но если бы не его слежка, не имели бы мы свидетеля.
— Пошли бы другим путем.
— И каким же?
— Допустим, что нашли бы других свидетелей.
— И каких?
— То, что наш убийца пришел поздно, может сказать хозяин дома, где снимает Ильин жилье, городовой, который стоял на посту, дворник, открывавший ворота или дверь, служащие ресторации, видевшие, как наш убийца ушел вслед за Левовским. Достаточно?
— Не совсем.
— Может быть, слежка за ним дала бы свой результат. Да мало ли чего.
— Вот именно… — настаивал разошедшийся не на шутку Михаил, даже щеки предательски покраснели. — А все-таки?
— Посадили бы Ильина в холодную, и тебя за компанию в качестве исследователя души убийцы. Смотришь, он бы и поведал тебе о своем преступлении.
