— Так точно, — повеселел Жуков и даже вытянулся в струнку, потом словно бы обмяк и наклонился к Путилину, указывая глазами на пристава, спрашивая, что с ним.
— Как же без местных властей? — так же тихо ответствовал Иван Дмитриевич.
Поручик Авчинников стоял в нескольких шагах и делал вид, что беседа сыскных агентов его не касается, но слишком напоказ.
— Александр Иванович, — позвал пристава начальник сыска, — не откажите в любезности помочь в расспросах станционных служащих, ведь вы знаете стан намного лучше нас.
— С превеликим удовольствием, — просиял лицом поручик, выказывая заинтересованность в раскрытии столь жестокого преступления на участке, приданном приставу по службе, — я сам помогу вам.
— Со станции в шесть часов сорок две минуты отбыл в столицу поезд, мы предполагаем, что именно на нем уехали преступники, а значит, оставили нам хоть маленький, но след.
— Понимаю.
— До станции далеко? — вмешался в разговор путилинский помощник.
— Нет, несколько минут ходу.
— Ступайте, я в сыскное.
ДОМ ВЕСЕЛОГО СТОЯЛ на отшибе, хотя нельзя и сказать, что в безлюдной части села.
Дошли быстро, Миша не успел озябнуть и натянуть перчатки, шел всю дорогу сжимая их в руке и помахивая.
— Скажите, Михаил Силантьевич, — первым нарушил молчание пристав, — мы в силах найти преступников?
— Думаю, да, — Жуков не поворачивал головы к собеседнику, голову теснили совсем другие мысли, не было желания отвечать Авчинникову.
— Столько невинных душ загублено, — сокрушался полицейский начальник. — Не люди, а звери на двух ногах, право слово звери.
— Мы до них доберемся, — твердо произнес Миша. — Сколько веревочке ни виться, кончик покажется.
— На словах…
— Нет, господин пристав, у нас дела со словами не расходятся, — перебил поручика путилинский помощник, — бывает, конечно, всякое, но в данном случае, мне кажется, ухвачен след, вот его мы с вами и должны выявить.
ОДНОЭТАЖНОЕ ЗДАНИЕ СТАНЦИИ февральским днем казалось темным и неприветливым, хотя и было выкрашено недавно, прошлым летом, зеленой краской. Ни единого человека не было видно вокруг. Поезд прошел час тому, следующий не скоро.
Пристав дернул за ручку дверь, оказалось заперто, поэтому он кулаком забарабанил в косяк.
— Открывай!
Внутри послышался кашель, вслед за ним какой-то звук, то ли бубнеж, то ли ругань, и только после этого раздался скрип железа, видимо, засова.
— Кого там черти несут, — раздался довольно молодой голос.
— Открывай! — рявкнул пристав, Миша даже вздрогнул, не ожидал такого от поручика.
— Ах, это вы, Александр Иванович, — голос за дверью помягчел.
— Я это, да отворяй, черт нерусский, — Авчинников не скрывал улыбки на лице. — Чай не лето.
— Сию минут, — голос чертыхнулся, и дверь распахнулась. — Чертов засов застрял. — На пороге стоял рыжий малый лет сорока с куцей, слегка посеребренной бородкой.
— Здравствуй, Иван Егорович!
— Александр Иванович, — расшаркался мужчина.
— Так и будешь нас на пороге держать?
— Что вы, Александр Иванович, проходите, гостем дорогим будьте, милости прошу, — засуетился мужчина. — Проходите вот сюда, — вился ужом хозяин, — проходите, присаживайтесь. Как говорится, в ногах правды нет.
Авчинников хозяйской поступью прошел в маленькую комнату, бывшую при станции кассой, присел на стул и только тогда кивнул на Мишу:
— Рекомендую: Михаил Силантьевич Жуков, помощник начальника сыскной полиции господина Путилина.
— Очень приятно, — мужчина протянул руку Жукову и отрекомендовался: — Губернский секретарь Иван Егорович Минц, — и добавил: — Начальник станции.
Миша кивнул.
— Чем, господа, могу быть, полезен?
— Ты, стало быть, Иван Егорыч, ничего не слышал?
— Что я должен слышать?
— О Федоре Перышкине.
— О Федоре Семеныче? — уважительно сказал начальник станции, при его словах Жуков покосился на пристава.
«Из одного котла кормятся, — мелькнуло в голове, и Миша насторожился, — как бы сведения не утаили».
— Да, Иван Егорыч… — начал было пристав, но помощник Путилина поднялся со стула, на который только присел.
— Александр Иваныч, — Миша посмотрел на полицейского начальника, не убирая с лица улыбки. — Позвольте мне?
— Ваше право, как сыскного агента, разве я могу возражать? — поручик красноречиво посмотрел на железнодорожного чиновника, тот понял и в ответ незаметно кивнул, что не укрылось от внимательного взгляда Михаила.
— Федор Семенович — приметная личность, даже мы в столице о нем слыхивали: — Минц молчал. — Часто ли он ездил в столицу?
— Поездом редко, ведь у него свои лошади в конюшне.
— Значит, все-таки ездил?
— Бывало.
— А насколько близко вы были знакомы?
— О! — улыбнулся начальник станции. — Я — человек маленький и небогатый. С таким, как Федор Семеныч, хотел бы дружбу водить, но, увы, как говорится, гусь свинье не товарищ.
— Значит, вы его знали, как одного из богатых людей Ланской?
— Вот именно, ежели ехал на поезде, то непременно поздоровается, спросит о здоровье и всегда ездил первым классом.
— Когда, вы говорите, он в последний раз в столицу ездил?
— С неделю будет.
— Он один был?
— Нет, с барышней.
— Из его дам?
— Из заведения, — и начальник станции покрылся красными пятнами. «Вот что они скрывают, — на Мишиной душе воцарился покой. — Ай да пристав, ай да чиновничек. Значится, они знались с клиентами небезызвестного Федькиного заведения».
— Вы, Иван Егорыч, на службе с раннего утра? — Миша ушел в сторону от щекотливой темы, чтобы не смущать присутствующих.
— А как же? В моих обязанностях встречать поезда, продавать билеты и следить за порядком на станции.
— А что полицейский не придан блюсти здесь порядок? — Жуков обратился к Авчинникову.
— К сожалению, этот вопрос решить не в моих силах, штатом не предусмотрен.
— Хорошо, до семи часов утра было два поезда: один — в столицу, другой — в Гельсингфорс.
— Никак нет, три, господин Жуков.
— Да, три, из них только один — в столицу.
— В пять тридцать и шесть часов — в Гельсингфорс, а в шесть сорок две — в столицу.
— Вы помните, кто сел на поезда на север?
— Сегодня, к моему глубокому сожалению, никто не соизволил направиться, как вы правильно выразились, на север.
