Глава 5
Вот она, родная: медикаментами с ног до головы перемазана, бинтами перемотана, сидит на стульчике в коридоре, среди прочих бедолаг. Увидела меня, расцвела, что-то радостно залопотала.
– О, порка мадонна… – выплеснулась из меня запомненная энергичная фраза, весьма уместная для такого случая.
Глаза Челесты вылезли из орбит:
– Довэ ай аскольтато квеста скифецца?!*
*(Где ты услышал эту мерзость?)
Я был безумно рад ее видеть.
– Сказал что-то не то? Сорри. Впредь буду ругаться своими словами, а не твоими.
В регистратуре выяснилось, что девушка попала сюда с многочисленными ушибами и переломом руки. Ее долго не хотели обслуживать без полиса и документов, но, спасибо какому-то мужику с оторванным ухом, застращал иностранным подданством бедолаги. Первую помощь оказали до выяснения паспортных данных.
– Полицию вызвали, ждем, – напоследок сообщила регистраторша. – А они ищут переводчика. А вы кто ей будете?
– Знакомый. Не надо переводчика. Я ее забираю.
– Нельзя! Нужно дождаться…
Ее уже никто не слушал.
Ойкнув, подхваченная на руки Челеста с восторгом повисла на мне, как коала на любимом эвкалипте.
– Осторожно! – завопил я встречному потоку. – Дорогу!
Бегать по заполненным инвалидами лестничным пролетам – еще то удовольствие. Меня проклинали, о болтавшиеся сбоку девичьи ножки кто-то стукался, иногда эти ножки задевали стены или перила. Челеста терпела и счастливо прижималась. Я летел, в мозгу полыхало: промедление смерти подобно. Каждая потерянная секунда приближала развязку, от которой не поздоровится. Да, не поздоровится именно мне, это эгоистично, но как же иначе, ведь для меня – более чем принципиально.
Заботливо придержанная кем-то дверь выбросила нас на улицу, где я впрыгнул в корабль, очень изумив хромавшего в травмпункт пьяницу. Пока я располагал девушку на постели и выруливал вверх в обход многочисленных проводов, тот долго тер глаза и тряс головой.
Передвигаться по самому низу центральных улиц было сложно, везде что-то висело и мешало, но летательный аппарат успешно вышел из опасной зоны. Я направил его далеко за город.
Челеста виновато моргала. Непривычно тихая, она сидела, не двигаясь. Даже не жестикулировала, что для нее совершенно непривычно. Словно побитая собака. Причем, действительно побитая. Щеки и лоб расцарапаны, под глазом что-то наливается, шея в грязи. На остальное вообще смотреть страшно.
– Ключ, надеюсь, не потеряла?
– Си-си, – закивала девушка. – Экко ла кьяве. Нелла таска.*
*(Да-да. Вот ключ. В кармане)
– Только скажи: зачем ты хлопала на похоронах?
Я изобразил «жмура»: руки сложены на животе, глаза закрыты, тело склонилось назад – типа, лег. Потом резко отстранился и зааплодировал, как бы глядя со стороны.
– Э пер традиционэ.*
*(По традиции)
Кажется, говорит, что это традиция такая. У меня вырвался выдох облегчения: головой юнга не повредилась, и это радовало.
Она была в своем красном платье, ныне выглядевшем более чем плачевно, в моей куртке и в туфельках, совершенно неуместных в средней полосе в такое время. Одна рука – в гипсе, остальное просто перевязано на местах многочисленных ссадин и ушибов.
Горло перехватывало от ее усилий не выдать боль. От вымученной улыбки. Невероятного оптимизма. И бесконечной веры в меня.
Пожав хрупкими плечиками (и конвульсивно дернувшись от этого движения), Челеста пробормотала под нос:
– Ки нон ведэ иль фондо нон пасси ль аква.*
*(Не зная броду не суйся в воду)
Я потянул с шеи медальон.
– Потерпи, если будет больно. Надеюсь, это недолго.
Наступать на прежние грабли? Увольте. Проведем эксперимент. Развязав веревочку укротителя корабля, я разулся и прилег рядом с девушкой.
Челеста заинтригованно наблюдала за моими манипуляциями. Страха не заметно, что логично: если кто-то помогает ей, пока она в таком положении, то это, с большой долей уверенности, друг. И предыдущие мои действия тоже, как мне кажется, показывали, что я больше друг, чем наоборот. Намного больше.
Я продел веревочку под напрягшейся девичьей шейкой, голова прижалась к голове, и завязки медальона, надетого теперь на две шеи, соединились.
На минуту мы застыли. Челеста молчала, прислушиваясь к ощущениям. И я молчал.
Мысли после бессонной ночи уныло ворочались. Ворочались-ворочались – и остановились.
Проспал я недолго, но почувствовал себя только что родившимся. Мгновенно вспомнилось все.
Вокруг ничего не изменилось. Во мне тоже. Все члены и чувства функционировали, как заложено природой, никто в их работу не вмешивался.
Я осторожно отвязал веревочку, вытянул и закрепил на себе, лишь после этого нашлись силы улыбнуться недоуменно моргавшей девушке. Она боялась пошевелиться без моей команды.
– А ну, давай руку.
Челеста не успела даже испугаться, когда я весело потянулся за ножом. Несколько надломов и перепиливающих надрезов – и остатки гипса свалились под ноги.
Взмахнув по волшебству вылеченной рукой, девушка вскочила и скакнула совершенно не болевшими ногами. Глазищи выпучились, как у улитки, у которой сперли домик:
– Дио, квесто э ун мираколо!*
*(Господи, это чудо)
Вымазавшихся в гипсе нас можно было принять за туземцев какого-то человеколюбивого (в прямом смысле) племени. А засохшая кровь рассосалась, будто не было.
– Димэнтико ке авево маль ди дэнти. Нэ нон о адэссо. Кон ун кольпо ди бакетта маджика!*
*(Я вспомнила, что меня все время мучила зубная боль. Теперь этого нет. Как по мановению волшебной палочки!)
– Другие бинты сама снимешь. Там. – Я указал на туалет. – Потом халат надень. Андестенд?
Пантомима, что сопутствовала словам, оказалась убедительной.
– Йес!*
*(Понятно? – Да!)
Через пару минут пыхтящих стараний из проема туалета высунулась вопрошавшая о чем-то головка:
– Че нелла поссобилита ди фарэ ля дочча?*
*(Здесь как-нибудь возможно принять душ?)
Фареля доча? Кроме дочки форели ничего в голову не приходило. Видя в моем глупо мигающем взгляде лишь непроходимую тупость, Челеста вылезла до пояса и изобразила падающую с потолка воду всеми доступными средствами – шумящим голосом, быстро опадающими на голову руками и растиранием тела.
– Душ? – дошло до меня. – Хе. Да пожалуйста. Это вот здесь. – Указательный палец ткнул в будуар.
