— Ми баньо. — Челеста потерла ладонями высунутые из воды плечи, объясняя, что, дескать, занята.
*(Я принимаю ванну, купаюсь)
То ли стесняется вылезти, то ли домыться хочет. У девчонок всегда так — пока не превращусь, мол, в идеальную красавицу, на люди не покажусь. А ничего, что я перед ней в не менее неидеальном виде сижу, если не сказать больше?
— Потом еще раз помоешься, и торопить не буду. А на таком дереве больше никогда в жизни не побываешь. Давай!
Произнеся какой-то аналог нашего «была не была», девушка прямо из ванны сиганула на ветвь. Глаза вспучились, руки обвили «веточку» размером с хороший столб. Дерево не шелохнулось. Аккуратно карабкаясь, гладкокожая обезьянка полезла ввысь.
Обезьяна во мне принялась колотить кулаками в грудину, горло клокотало под едва удерживаемым зовом самца. Требовалось срочно что-то предпринять. В моих руках появилась камера, видоискатель поймал дерево, объектив сосредоточился на том, что двигалось по ветвям.
Ценность кадра — не в красоте, как думает большинство. К публикуемым мной статьям требовали выбирать иллюстрации, которые цепляли бы читателя — яркостью, узнаваемостью, интересным ракурсом или необычным оформлением, но главным оставалась привязка к описываемым месту и событиям. А по-моему, иллюстрация должна не показывать, а рассказывать, иметь подтекст, сообщать о предыстории или намекать на следствие. Самый шик — в ненавязчивости, когда зритель через пару логических ступенек сам доходит до нужной тебе мысли. Было обидно, когда долго подбираемый снимок или коллаж, над которым я корпел полночи, редактор забраковывал и заменял на свой — невзрачный и абсолютно пустой эмоционально. Изображение без внутреннего света — набор пикселей. Как человек без души. Говорю все это, чтобы показать — то, что запечатлевалось камерой сейчас, началось, чтоб занять руки, но выросло в нечто большее и поглотило целиком. Если вернуться к началу мысли, то ценность кадра — не в красоте, а в присутствующей в нем жизни. И в неповторимости. То, что показывал видоискатель, удовлетворяло душевный запрос на сто процентов. Челеста в ветвях каури была гармонична и пленительна, ярка и загадочна. Не вынужденный объект съемки, что необходим по сюжету, а Божья искра вне всех сюжетов. Волшебный ключик в мир грез. Она дышала каждой клеточкой, восхищала каждым движением, интриговала каждой остановкой перед новым движением. Она была одурманивающе божественна, а дразнящая фантастическая нагота лишь подчеркивала естественность красоты. Глаза, как известно, — зеркало души, но в отношении моей модели душа глядела на зрителя другими местами. Но ведь глядела, и еще как! Это было непостижимо. Какое счастье, что я вовремя схватился за камеру!..
Челеста вдруг обернулась.
— Ке фай?! Змэттила!*
*(Что ты делаешь?! Перестань!)
Она скукожилась, изо всех сил стараясь прикрыться… а как тогда держаться?
Не надо было оставлять ей возможности смотреть назад. Всего лишь одна вовремя данная команда на невидимость — и не было бы проблемы. Но с другой стороны: что сделает девушка, оставленная в таком виде на дереве на другом конце мира, когда корабль вместе со мной исчезнет? Что подумает обо мне?
Я попросил:
— Челеста, сделай красиво, как ты умеешь. Ну? Как фотомодель.
Что радовало — спутница стеснялась камеры, но не меня. Можно ли считать это шагом к чему-то, или снова заморочки чужестраного менталитета?
— Ком э уна фотомоделла?*
*(Как фотомодель?)
Надо же, уловила.
— Си, синьорина, именно как фотомоделла.
Мой итальянский становился все лучше и лучше.
Смуглая фигурка шмыгнула по ветви назад, поднырнула под свисавшей другой, на миг растянулась между двумя следующими…
— Нон вольо!*
*(Не хочу)
Подтянувшись-съехав-перекатившись, Челеста достигла крайней ко мне ветви, оттуда ею будто выстрелило, и через миг под вопль священного ужаса ее ступни приземлились внутри корабля, а руки метнулись к камере:
— Дамми! Анньенти!*
*(Отдай! Уничтожь!)
— Нет! — Я отстаивал право на память о таком событии. — И не надейся!
Два тела схлестнулись, завязалась борьба. Естественно, я сильнее, однако Челеста не сдавалась. Ну, и я чуточку поддавался. К тому же, не рассчитал, что к приложению помноженной на ускорение не слишком большой массы, которое легко предугадывалось и столь же легко нейтрализовалось, добавятся кошачье царапанье и жуткий визг. Челеста опрокинула меня и, тяжело дыша, принялась валять по полу, а руки упрямо тянулись к гаджету, отставленному мной далеко за голову. Мне приходилось отбиваться единственной свободной рукой. Когда обхваченная вокруг спины тигрица сумела продраться еще несколько сантиметров, пальцы-когти вцепились в запястье державшей камеру кисти. Я вывернулся, и предмет спора полетел в отворившуюся мысленным приказом кладовку, причем оттуда вывалилась сумка, в которой некогда на корабль попали застежки-молнии.
Челеста отвлеклась, провожая камеру взглядом, моя вторая рука тоже освободилась, и уже двумя руками я напялил сумку на уши прекрасному агрессору. Следующим мощным броском отбрыкивавшееся создание отправилось обратно в набранную ванну.
Я сел за рукояти управления.
Сдернутая с ушей сумка ударилась мне в спину, сама Челеста осталась за безопасным барьером. Не отвлекаясь на нее, я аккуратно выводил корабль из-под ветвей. Все это время он не принимал мер по усмирению: угрозы мне или ему в произошедшем не усматривалось. За спину тоже можно быть спокойным, напасть не позволят. А поворачиваться к спутнице я сейчас никак не хотел. После такой встряски организм бурлил, требовались действия. Что ж, их есть у меня.
Какой-то фермер приготовил к предпродажной сортировке гору фруктов, я направил корабль туда. Надеюсь, хозяева не обидятся за несколько штучек?
На эту мысль навела валявшаяся в ногах сумка. Я потянулся за ней, открыл выход наружу и спрыгнул ближе к забору, откуда меня ни с одной стороны не увидеть.
— Нон ай диментикато нэссуно?*
*(Никого не забыл?)
Я задрал голову в парившую в воздухе «подпространственную» щель. Вылезшая из воды Челеста стояла прямо надо мной, ручьи стекали по телу и растворялись в теле корабля. Вокруг сияла лазурь небес, вдали ангельскими крылышками порхали облака. Не вид, а сказка. И почему я не взял с собой камеру?
— Оккьо!* — Челеста оттолкнулась, колени поднялись к груди, разнесся визг… и рядом смачно чвакнуло.
*(Осторожно!)
Из цветной массы появилась обиженная физиономия:
— О диментиканца ун импердонале. Ма комэ?*
*(Непростительная забывчивость. Как же так?)
С ума сойти. Она обиделась, что не взял в новое приключение. И форма одежды в виде ее отсутствия уже не играла роли. С каждой минутой я все больше и больше обожал напарницу. Да, она делает то, что мне очень нравится, но почему она это делает? Потому что это нравится ей! Идеальная ситуация.
