— Ясно. — Роза покосилась на «Мэри Поппинс» у меня в руках. — Ладно, я займусь делами, а ты от-дыхай.
Эта квартира гораздо больше моей, и ее пространство используется полностью: поскольку потолок очень высокий, то метрах в трех над головой оборудована галерея. Массивные деревянные балки, дощатый настил — коридор, опоясывающий всю квартиру, наверх ведет отличная деревянная лестница.
— Большая квартира у вас тут.
— Да, отличная. А у тебя, считай, самая неудачная квартира — сверху кусок чердака, и все. — Роза всыпала в заварник чай. — Сейчас чаю выпьем еще, люблю я после обеда чаю выпить. Так я об чем тебе толкую — у тебя квартира паршивая, уж не обессудь, эту заваль и покупать-то никто не хотел. А у нас, видишь, внизу гостиная и столовая одновременно, а там вот — кухня, ванная тоже. А спальни наверху, мы совместили две квартиры. По галерее Миша устроил себе кабинет, детям рабочие комнаты и библиотеку, мне тоже выстроил что-то типа будуара, вот нарочно потом поглядишь. А наверху в мансарде раньше были комнаты, так что у нас там три спальни. Дом отличный, крепкий, а район какой? Триста метров — и на реке, пара шагов — и проспект, магазины все рядом, аптеки, школы, транспорт любой, я этот дом ни на один новострой не променяю. Мы летом на пляж бегаем запросто. Миша у меня строитель, и все его приятели тоже ремонтами да стройками промышляют, очень дружная гильдия, и если надо кому помочь, завсегда помогут. А у тебя, если вложить деньги, то можно что-то улучшить, а в общем, конечно, квартира — дрянь, что там можно сделать, я не знаю, но ребята разберутся. Мария Дмитриевна там жила последние лет шестьдесят, говорят. А может, и больше. Она странная была такая — никаких ремонтов не признавала и в комнату впускала только слесаря и стекольщика. Ты откуда приехала?
— Ниоткуда, с родней разменялась, а так я местная.
— А, понятно. — Роза налила мне чаю и подвинула корзинку с печеньем. — Не сошлись характерами, что ли?
— Еще как не сошлись.
— Это бывает. — Роза кивнула, соглашаясь сама с собой. — Ну, все пройдет, время многое на места поставит. У меня там шторы есть — хорошие, просто мы обои поменяли, и шторы к ним уже не подходят, так я тебе их отдам, Миша карнизы прибьет, и повисят, пока купишь, какие самой понравятся. А то тут хоть и высокий цоколь, да все равно нечего любопытным в окна заглядывать. Ты где работаешь?
— Пока нигде, вот ищу работу.
— А какую работу ищешь?
— А любую. Но по образованию я бухгалтер.
Роза покачала головой — да знаю я, что сложно найти что-то приличное, но дорогу осилит идущий.
— Ладно, что-то придумаем.
Тут и думать нечего, буду методично звонить… вот только как на собеседования ходить?
Словно прочитав мои мысли, Роза успокаивающе прикоснулась к моей руке.
— Пока выздоравливай, деньги тебе собрали, кстати. — Роза достала из кармана конверт. — Родители Кирилла не бедствуют, зато страшно рады, что ты не написала на их дурака заявление в полицию. Ну, а у Петькиной мамашки сеть аптек, тоже отстегнула, когда полицейский объяснил ей насчет последствий, какие будут, если он сейчас даст делу ход. Такие истеричные бабы сразу сдуваются, стоит им рассказать, что и как. Ну, и мы… нет, не надо протестовать, незачем. В общем, пока голодной смертью ты не умрешь. А сейчас отдыхай, а я пойду уроки у пацанов про-верять.
Немного слишком для меня новостей, а деваться некуда. Ноги под повязками превратились в два ноющих отростка, а мне надо как-то и в ванную сходить, если что. Но я привыкла принимать вещи такими, какими они есть — я вообще не понимаю, зачем перегреваться, если все равно нельзя изменить ситуацию. Например, ноги не заживут скорее, чем им положено, даже если я примусь из трусов выпрыгивать и ругаться, швыряя предметы.
Я решила абстрагироваться. Вот от криков я запросто абстрагируюсь, даже без наушников, а от боли пока только учусь, но сейчас у меня редкая возможность попрактиковаться. И если просто представить, что я сейчас не здесь, а, например, рядом Мэри Поппинс — я так и не поняла, что она такое, сколько ни читала. Ну, это знаете, как бывает с некоторыми книгами: вот, казалось бы, все на месте, но есть персонаж, который куда-то девается — и все, или сущность которого неясна. Так у меня с булгаковской Геллой обстоят дела. Вдоль и поперек я читала книгу, а куда подевалась после бала эта самая Гелла, так и не поняла.
Концепция «Леди Совершенство» мне вообще неясна, учитывая, какая противная, в общем, эта личность — Мэри Поппинс. Самовлюбленная, наглая и сующая нос в чужие дела.
Ну да ладно. Вот Вишневый переулок, а вот Робертсон Эй, бездельничающий под видом чистки башмаков, выгнать бы его в три шеи, но я оставлю это мистеру Бэнксу, он же в доме хозяин. Ну, юридически.
Хотя мои замашки, возможно, абсолютно лишние, а я сама ни за какие коврижки не вышла бы замуж за такого нудного типа, как мистер Бэнкс.
Какая-то вода льется мне на голову, и я понимаю, что уснула. Но теперь-то я не сплю, я мокрая и ничего не понимаю.
— Может, вода какая-то неисправная…
Это с сомнением говорит тот самый пацан, который с ужасом смотрел на пятна крови поверх осколков стекла в моей квартире.
— Поздняк метаться, когда вампира пригласили в дом, ему никакая вода уже не помеха.
Он отскочил, выронив бутылку, а я, едва сдерживая смех, сажусь на диване и смотрю на малолетнего охотника на вампиров самым зловещим взглядом.
— Вампиры — редкий и исчезающий вид, ты не знал?
Он отрицательно помотал головой, на его макушке метнулся белобрысый хохолок. Я ничего не имею против детей, если они не орут, не трогают мои вещи и не пытаются покончить со мной путем солнечного света, святой воды и осинового кола.
— Остался осиновый кол. — Я вздохнула. — У тебя есть?
— Нет. — Пацан отошел от меня на безопасное, с его точки зрения, расстояние. — А чеснок?
— Прошлый век, предрассудки. Знаю многих, кто не вампир, но чеснока не любят. Уверена, и ты таких знаешь.
Он кивнул, подобрал бутылку с остатками воды и хмуро воззрился на меня. Отступать он явно не намерен.
— И ты всех нас выпьешь?
— Не в этот раз, малыш. — Я откладываю в сторону книгу и устраиваюсь удобней. — Во-первых, я устала от солнечного света. Во-вторых, я не пью кого попало, я люблю только злодеев. Преступников там, ну и прочих.
— А мы не преступники.
— Ну да. Так с чего бы я стала пить вашу кровь? Она для меня вообще непригодна, чтоб ты знал, чистый яд.
Я смотрю на него и понимаю, как вертятся колесики в его башке. Убеждать его в том, что я не вампир, смысла нет, он только еще больше уверится в моем статусе. А вот сказать, что — да, но не все так однозначно, — это он поймет.
— Тебе тысяча лет, да?
— Ну, не тысяча, неужели я так старо выгляжу. — Я потянулась. — Но, в общем, я старше многих из живущих на планете.
