И это правда, я не люблю лгать.
Пацан сел на пол и снова принялся меня рас-сматривать.
— А клыки где?
— Ну, клыки же не всегда видны. Только если я… питаюсь.
И это чистая правда.
— А ты летаешь и в зеркале не отражаешься?
— В зеркале я отлично отражаюсь, а вот тени иногда не отбрасываю — но кто это видит ночью-то. А насчет полетов… иногда, конечно, приходится.
— Я бы хотел летать.
— Детей обращать запрещено, так что подожди годков так тридцать.
— Не, я в вампиры не хочу… у вас там плохо.
— А иначе летать никак, сам понимаешь. — Я зевнула и ухмыльнулась. — Не так уж и плохо: живи себе сколько хочешь, делай что хочешь, можно и полетать.
— Так ты нас не выпьешь?
— Сто раз тебе сказала: вы мне не годитесь. Вот если ты что-нибудь стащишь в магазине, например — тогда, конечно, можно попробовать тебя на вкус, а так-то я бы не стала, хорошие люди для меня настоящая отрава.
— Тогда ладно. — Он посмотрел на мои забинтованные ноги. — Сильно болит?
— Ну, болит, конечно.
— А чтоб быстро зажило, тебе надо крови напиться?
— Ну да. А охотиться я не могу, как ты понимаешь — ноги-то не годятся, а летать я сейчас не могу, ослабела. Так что буду выздоравливать общим порядком.
В моей теории куча логических нестыковок и белых пятен, но это мне они видны, а ему-то нет.
— Ладно. — Он вздохнул, что-то для себя решив. — Это у тебя какая книжка?
— Это о детях и об их няне. — Я думаю о том, что мне и здесь неуютно, словно я инородное тело в мире. — Ты никогда не читал?
— Нет. Там есть вампиры?
— Да что ж тебе кругом нужны вампиры! Наказание с тобой… Нет там никаких вампиров, просто много всего странного. — Я смотрю на обложку книги и понимаю, что не готова дать ему книгу в руки. — Можем почитать, пока то да се.
— Ты почитаешь мне?
— Ну да, иначе мы не сможем читать вместе.
Он придвинулся ближе и уселся по-турецки, всем своим видом давая понять, что такой расклад ему подходит. Губа-то у пацана совсем не дура, если вдуматься. А потому мы с ним начинаем путешествие прямо от момента побега няни Кетти, любую книгу следует начинать читать с самого начала. И смешинки мистера Паррик тоже кстати, чтобы как-то развеять вампирское настроение.
— А ведь если по-хорошему, то… то ему бы наподдать хорошенько, а не книжки читать. — Невесть откуда нагрянувшая Роза сурово смотрит на сына. — Миша, а это что?
Бутылка из-под святой воды уже у нее в руках, и сейчас грянет вторая часть Марлезонского балета с разборками, а у нас тут мирное настроение.
— Давай оставим это, мы пришли к консенсусу. — Я смотрю на пацана, и он готов спрятаться от грозы на диване, но я же вампир, а за ним, возможно, водятся грешки. — И вообще мы тут книжку читали.
— Да я вижу. — Роза улыбнулась. — Ладно, не буду вам мешать.
И правильно.
Мы встречаемся глазами с пацаном, и я понимаю: именно сейчас между нами настоящее понимание. Знаете, дети вне социума, и процесс воспитания есть не что иное, как запихивание детей в социум с его правилами, ограничениями и пониманием насчет «хорошо-плохо», чтобы потом, когда эти дети вырастут, они точно так же ломали своих собственных детей под нужды социума.
Но пока они маленькие, они еще люди, и с ними проще найти понимание тому, кому социум представляется в виде горячей сковородки. Слишком много ограничений.
Зато сейчас я свободна.
И, конечно же, я совсем не рада тому, что нет мамы и папы. Ну, мягко говоря — не рада, а вообще я ощущаю себя потерявшейся в Космосе, потому что, как бы там ни было, пока были живы родители, у меня была семья, а это, как ни крути, очень нужная штука. По идее, это ощущение безопасности, но когда я думаю о том, ощущала ли я себя в безопасности, то вспоминаю ту пару недель, когда «девочки» поехали в летний лагерь, а мы с мамой остались на даче, и папа приезжал к нам по вечерам, после работы. Я была единственным ребенком, и мама тогда рисовала, а папа много смеялся, мы с ним ходили в лес и на реку и говорили о чем-то, а то и молчали, глядя на закат, сопровождаемый неистовым стрекотанием сверчков… да, вот тогда я, пожалуй, ощущала себя в безопасности.
Но потом приехали «девочки» и заняли собой абсолютно все пространство, как кукушата.
Или это я была кукушонком?
А теперь я валяюсь в чужой гостиной с перебинтованными ногами и читаю книжку чужому ребенку. И он слушает!
— Ужинать-то иди. — Роза снова нарушает покой на Вишневой улице, и я вижу, как пацан досадливо морщится. — Миша, дочитаете завтра, все равно уже спать пора.
Миша вопросительно смотрит на меня, и я киваю. Дочитаем завтра, ведь Вишневая улица уже никуда не денется — то, что однажды написано, остается навсегда.
— Я закладку сделаю, смотри — а завтра продолжим, если захочешь.
— Ага.
Он, пожалуй, уже смирился с тем, что я вампир — у всех есть недостатки, ну вот у меня такой, так что ж теперь, книжек со мной не читать?
— Ванная там. — Роза снова откуда-то материализовалась. — Только вот как…
— А на четвереньках. — Я сползаю с дивана. — Только вот как вымыться, когда…
— Халат и полотенце я тебе выдам, свою одежду пихни в машинку, я постираю вместе с остальным, но повязки намокнут.
— Да и хрен бы с ними.
Пренебрежение личной гигиеной — признак распада личности, а я пока распадаться не собираюсь. Наоборот, я свою личность бережно храню, она мне дорога, потому что сумела выжить в токсичном ареале обитания «девочек».
Я быстро проползаю к двери и скрываюсь в ванной. Очень хочется побыть за запертой дверью в небольшом пространстве. И если кладовка в моей квартире недоступна, то хотя бы здесь.
— Я наложила тебе четыре стежка не затем, чтобы ты всю мою работу испортила.
Голос за дверью не образумил меня. Душ мне очень нужен, а бинты я просто выброшу.
— Выходи немедленно.
В этой ванной есть окно — я открыла его, чтобы пар выходил. За окном улица, фонарь и весенняя почти что ночь. И голос за дверью можно игнорировать, ощущая себя в шаге от свободы, в открытом окне есть определенный вызов.
Пожилая дама-врач неодобрительно смотрит, как я переползаю на диван прямо перед ней. Ступать на ноги я пока не рискую.
— Болит?
— Ну да.
А как она думала, конечно, болит.
— Завтра будет хуже, потом начнет заживать. — Она чем-то мажет мне ноги, и они начинают безбожно щипать. — Терпи, что ж. Роза, ты ей таблетки давала?
