Он чуток отдышался мелкими вдохами и выдохами, словно перегревшаяся на солнце собака. Поднялся на колени, потом распрямился во весь рост. Посмотрел по сторонам.
Орда спокойно и невозмутимо жила своей жизнью. Нукеры стаскивали убитых в одну кучу – уже ограбленных, полураздетых. Вестимо, это были черкесы – своих сотоварищей татары, наверное, уже увезли. Тохтамыш и царевичи куда-то пропали, слуги навьючивали коней и укладывали возки, другие разделывали убитых лошадей и тут же жарили над кострами парное мясо. Не пропадать же еде и драгоценным в степи дровам!
И никому не было дела до того, что он, наследник русского престола, находится на грани жизни и смерти, что он только что едва не погиб! И что сражался он за проклятую Волжскую и Заяцкую Орду, едва не отдав за нее, за них за всех, за диких степняков, своего живота!
Но тем не менее – для всего прочего окружающего мира ничего, совершенно ничего не изменилось! Татары собирались продолжить свой путь, они думали о водопоях и еде, они беспокоились лишь о насекомых в старых халатах и мечтали о добыче!
Пожалуй что – для мира вокруг ничего не изменилось бы, даже если бы он погиб!
Тохтамыш же и царевичи, похоже, уже отправились дальше на юг, не особо беспокоясь о состоянии своего знатного гостя. Бросив его посреди степи, словно обычный кусок мяса!
* * *
Тщательно стянув грудь княжича длинной полотняной лентой, дядьки попытались уложить его в кибитке – но не тут-то было. При передвижении повозки каждый толчок отдавался в теле раненого такой невероятной болью, что тот сам поднялся и выбрался наружу. Потребовал лошадь и с помощью холопов поднялся в седло.
Мягкий широкий шаг скакуна оказался именно тем, что надо, совершенно не беспокоя Василия, – и дальше паренек двигался верхом. Правда – рядом с обозом, ибо остаться в своем состоянии без слуг наследник московского престола пока что опасался.
Жизнь при обозе мало напоминала роскошь, окружавшую царскую свиту. Тут не имелось никаких юрт на привалах – путники спали либо на потниках и попонах прямо на земле, либо на возках, на мешках и узлах, коли сваленный там груз был достаточно мягким, чтобы не врезаться в животы и ребра. Тут не имелось дров – и потому ни о вареном, ни о жареном мясе никто даже не мечтал. Обозники ели солонину, сыр, а также всякие вяленые или сушеные припасы, закусывая арбузами либо черпая воду на водопоях, рядом с лошадьми.
Но, в общем-то, воды хватало всем, голодать не приходилось, а ночлег на сухой земле теплыми сентябрьскими ночами не являлся особым испытанием даже для знатного паренька.
Так, без спешки и приключений, за восемь переходов обоз и докатился до Дербента, влившись в обширный ратный лагерь.
Дербентская крепость оказалась уникальна. Это была просто длинная прямая стена, протянувшаяся на полверсты от высокого горного откоса до самых морских волн, в которые она даже погружалась, уходя на полторы сотни саженей от берега. А поскольку оба подвесных моста, открывающих путь вдоль побережья, горожане подняли, не желая пропускать армию великой Орды на юг,пятнадцать вкопанных в землю пушек размеренно долбили сию стену тяжелыми гранитными валунами. Выпускаемые с оглушительным грохотом и облаками дыма каменные снаряды легко крошили известняковые блоки в мелкую крошку и к моменту появления здесь княжича уже выгрызли в кладке выемку в полторы сажени глубиной и примерно пяти в ширину.
Паренек пришел к месту стрельбы просто из любопытства, посмотреть. Узнать, как в Орде обращаются с огненным зельем и осадными тюфяками. Мало ли чего интересного и полезного удастся проведать? Никого знакомого московский заложник увидеть тут не ждал. Как вдруг…
– Василий, братишка, ты здесь?! Откуда?! – Джелал ад-Дин, стоявший за пушкарями, заметил княжича первым, кинулся к нему…
– Не-ет!!! – закричал паренек, но было уже поздно. Радостный царевич порывисто сжал Василия в своих объятиях, и крик испуга сменился болезненным стоном.
– Ой, прости! – отпрянул Джелал. – Совсем забыл. Царский лекарь сказал, у тебя сломаны ребра. Что до зимы ты все едино не сможешь сражаться и тебя надобно отпустить домой. Отец очень тревожился о тебе, повелел окружить заботой. Мы полагали, ты вернулся в Сарай. Откуда ты здесь, почему?
Царевич в удивлении широко развел руками.
– Вы упреждали о сем моих холопов? – после краткой заминки поинтересовался Василий.
– М-м-м-м… – задумался знатный паренек и безразлично махнул рукой: – Да какая разница? Что ни делается, все к лучшему! Ты здесь, а это главное. Нужно рассказать отцу, он будет рад твоему приезду! Он очень о тебе тревожился.
– Но только чур меня никто не станет обнимать! – предупредил Василий. – У меня все нутро болит от любого прикосновения.
– Не беспокойся, братишка! Тебя осмотрят лучшие лекари ойкумены, и вскорости исцелишься. Неделя-другая, и ты снова сможешь взять в руки меч!
Василий молча кивнул.
Он был рад видеть своего друга и рад тому, что безразличие царевичей разъяснилось так легко и просто. Оказывается, царь Тохтамыш по совету лекарей отпустил раненого восвояси – однако Пестуну и Копуше о сем никто ничего не сказал. Вестимо, между дядьками и властителем Волжской Орды в момент осмотра княжича лекарями находилось с полсотни телохранителей. А когда Василия вернули слугам – просвещать их никто и не подумал. Не снизошли до худородных чужаков.
Так что никакого небрежения со стороны Тохтамыша и царевичей не случилось – попрекать их совершено нечем.
Вот только еще раз встречать чужие пики своей грудью Василию отчего-то все равно больше не хотелось. И особенно – в ордынском строю.
Умирать с переломанными костями просто за компанию с друзьями?
Нет уж, хватит… Одного урока вполне достаточно!
– Отец назначил меня повелевать Большим Нарядом! – не дожидаясь ответа, похвастался царевич. – Я должен разрушить дербентскую стену! Ты когда-нибудь видел, как стреляют пушки? Это такая мощь! Это невероятно!
Толстые стволы снова громыхнули, выпустив облака дыма, и еще пятнадцать валунов стремительно врезались в кладку, выбив из нее сразу три плиты и заставив растрескаться еще несколько.
– Потрясающе, – согласился Василий.
Как стреляют пищали и тюфяки, княжич много раз видел еще в Москве – но ему не хотелось разочаровывать своего друга. Тем паче что сии стволы превышали отцовские многократно. Отцовские были толщиной с мужское бедро. В ордынские – человек мог запросто забраться целиком! И скрыться в них с головой!
Булгарские пушкари тем временем тщательно прочистили стволы после залпа влажными тряпками от догорающей, еще дымящейся сажи, заложили в них несколько вощеных мешочков с огненным зельем, затем загнали деревянные пыжи – увесистые липовые чурбаки, обмотанные сыромятной кожей, – хорошенько прибили их толстыми слегами, затем закатили валуны, каждый пудов по пять весом, добавили еще пыж, закатили еще по каменюке.
