В возмужавшем воине, на губах и подбородке которого уже начали темнеть еще мягкие, короткие волоски, никто из стражников княжеского сына не признал – однако Пестуна и Копушу знали почти все, и потому задержать гостя караулы не посмели. По счастью, примерно на полпути через крепость один из встречных бояр все же догадался, что именно происходит, – и метнулся к ближайшей звоннице, схватился за веревку, принялся раскачивать набатный колокол. Посему, когда Василий спешился у крыльца Большого Великокняжеского дворца – над городом зазвучал первый тревожный гул. А когда отрок поднялся наверх – дверь распахнулась, и наружу выбежал тучный мужчина в бордовой ферязи с золотым шитьем, опоясанный ремнем с янтарными накладками. Окладистая бородка с проседью, синие глаза под тяжелыми веками.
– Что случилось?! Кто в набат ударил?!
– Здравствуй, батюшка, – несмело улыбнулся гость.
Великий князь замер, прищурился, изумленно охнул:
– Васька?! – и раскрыл объятия, прижал к груди, с силой хлопая ладонями по спине. – Васька, сынок! Бояре! Князья! Смотрите все, мой сын вернулся!
И были пиры, и были матушкины слезы и встречи со старыми друзьями, и было новое знакомство с собственными родственниками, с братьями и сестрами. Ведь, к примеру, второй по старшинству брат Юрий ныне всего лишь тринадцатый год разменял! А пять лет тому, когда Василий отправлялся заложником в Орду,был несмышленым восьмилетним ребенком. Остальные же сестры с братьями – и того младше, так что старшего Василия вообще не помнили.
Были благодарственные молебны и жертвы родовым богам, были долгие рассказы о жизни в Орде и здешних, русских хлопотах, о побеге и долгом хождении «за два моря», и была охота – подзабытая старшим княжичем праздничная лесная забава с погоней за кабанами и поднятием медведей из берлоги.
Здесь, в Москве, охота оказалась вовсе не тем ордынским развлечением, когда Василий и Джелал ад-Дин под хорошее настроение просто садились в седла и уносились в степь искать добычу али на камышовую Ахтубу. Здесь это было сложным, многолюдным и обстоятельным торжеством, каковое начиналось с визита в Посольскую палату нескольких лесников, с поклонами уведомляющих великого князя об обнаружении в лесах матерого красного зверя.
– Коли нашли, надобно нам с сыновьями оного взять! – громогласно отвечал им с трона великий князь и объявлял свите свою высшую волю: – Сбирайтесь, бояре, завтра выезжаем на охоту!
Затем остаток дня слуги суетились, укладывая сундуки и скатки, а тяжело пыхтящие долгобородые бояре в шумных беседах долго обсуждали, каковое снаряжение и каковое оружие надобно с собою брать в этом месяце и по такой погоде, сколько потребно лошадей и возков и какое на сей раз выйдет угощение.
Утром же из ворот Кремля выполз длиннющий обоз, ушедший вверх по Москве-реке на две версты и повернувший там на узкую речушку Боровичку, текущую мимо Красного святилища.
Знатные бояре и княгини ехали на охоту в санях, молодые люди – верхом, наряженные в богатые ферязи с рукавами, опушенные бобром и куницей, а иные и в собольи шубы, опоясанные ремнями с самоцветными накладками, да еще и со сверкающими самоцветными заколками на меховых шапках. Время от времени они начинали трубить в охотничьи рога, чем приводили Василия, отвыкшего от дворцовой суеты, в полное недоумение.
Какой смысл трубить в рог, если ни за кем не гонишься и никого из виду не потерял?
Незадолго до вечера великокняжеский обоз добрался до широкой луговины в окружении могучего черного ельника. Здесь дворцовая челядь споро поставила полтора десятка юрт, развела костер, накидала тес для удобства прогулок, установила длинный широкий стол с высоким троном во главе. И в честь приезда на охоту тут же начался обильный боярский пир…
Княжич сбежал из-за стола задолго до сумерек, благо для наследника престола был возведен отдельный походный дом, в каковом горел свой очаг и имелась отдельная постель. Пить вместе с унылыми престарелыми царедворцами час за часом хмельной мед и закусывать румяными пирогами для него оказалось невмоготу. Отвык!
– Нешто уже устал, Василий Дмитриевич? – удивился Копуша, грея в огне, на кончике своего косаря, солидный шматок мяса. – Вроде как пир в самом разгаре!
– Устал, – не стал спорить княжич. – Пожалуй что, и лягу.
На Василия нахлынули воспоминания о Сарае, и, к его удивлению, они оказались добрыми. Грезилась виноградная лоза над дворами и учение премудрых Истрахана и ходжи Тохана, беседы густобрового святителя Саввы, и даже рассказы бек Салака о великом воине Чингисе, иногда совершенно бредовые, но порой воистину захватывающие! И Василию больше не хотелось утопить этого самовлюбленного болтуна в выгребной яме. Ведь учитель, при всех его недостатках, старался передать детям свое знание, как умел.
– Интересно, чем там сейчас занят Джелал с братьями? – прошептал наследник московского престола. – В степи сейчас зима… Тоскуют, наверное. Токмо шахматами да нардами и пробавляются.
К рассвету охотничий пир начал утихать. Когда хорошо выспавшийся Василий вышел на порог своей юрты, на тесовый помост перед ней,стоящие вдоль стола высокие факелы уже догорали, а слуги убирали полупустые блюда, покамест не выставляя других. Многие бояре все еще продолжали осушать кубки, иные уже дремали, уткнувшись в сложенные руки. Однако трон и многие места пустовали. Вестимо, некоторые «охотники» до своих постелей все-таки добрались.
– Доброго утра, Василий Дмитриевич! – подбежав ко княжичу, лихо поклонился юный темноволосый боярин с большими серыми миндалевидными глазами и багровыми губами навыкате. Судя по наборному поясу из яшмы и янтаря, ножнам с серебряными накладками, опушенной соболем ферязи и яхонту на лбу, сей боярин был довольно знатным. – Как спалось?
– Неплохо… – неуверенно ответил незнакомцу наследник престола.
– Ты меня не узнаешь, Василий Дмитриевич? Я Угрюм Ешичанский! В детстве в шапки играли! – Боярин чуть выждал и уточнил: – Во Христе меня Логоветом нарекли…
– Грек Угрюмый! – тут же вспомнил детскую кличку Василий и порывисто обнял давнего друга. – Тебя и не узнать!
– Сам тоже на три головы вымахал! На охоту едем?
– А-а-а?.. – повернулся к столу княжич и указал большим пальцем на хмельных князей.
– А-а! – небрежно отмахнулся боярин и продолжил: – Лесники сказывают, вепря выследили. Затравим?
– Затравим! – моментально согласился Василий и повернулся к юрте, нырнул под тяжелый полог: – Пестун, Копуша! Пояс, плащ и копье! И коня велите оседлать!
Дядьки, как всегда себе на уме, первым делом облачили его в поддоспешник, затем в юшман, сверху застегнули толстую ферязь…
– Броня-то зачем? – не понял княжич.
– Это же охота… – быстро снаряжая воспитанника, ответили холопы. – Всякое бывает. Вот теперь хорошо! Ступай!
Лошади уже ждали трезвых охотников на краю великокняжеского лагеря. Там же были и копья, и сулицы, и проводники. Вокруг княжича сама собой организовалась свита из нескольких молодых бояр и знатных девиц. Их всех вместе позвали за собой одетые в тулупы смерды на широких лыжах и вскоре вывели к звериной тропе, пробитой в плотных и высоких – местами по пояс! – лесных наносах.
