Василий Дмитриевич наблюдал за сим с некоторым недоумением. Хмыкнул, быстрым шагом прошел к аргамаку, поставил ногу в стремя и одним рывком взметнулся в седло.
Спустя пару часов обширная свита московского двора собралась на другой поляне, окружив небольшой белый холмик с черным продыхом.
И опять слуги расстелили ковры, выставили трон, усадили в него великого князя.
Лесники зашуровали слегами в берлоге, княжичи взялись за копья. Но на сей раз напротив лаза выпрямился тринадцатилетний Юрий Дмитриевич, а Василий Дмитриевич встал чуть в стороне.
– Береги-и-ись!!! – Лесники разлетелись в стороны вместе со снегом, взметнулась из-под сугроба темная туша, ринулась на первого замеченного врага, грозно щелкая пастью.
Юрий ругнулся, быстро пятясь, несколько раз кольнул вперед, метясь в голову. Зверь дважды отмахнулся, но потом все же поднялся на задние лапы. Княжич, облегченно вздохнув, ударил его в грудь, упер подток в землю… Послышался громкий хруст – рогатина разлетелась на три куска, и медведь рухнул вперед, прямо на мальчишку.
Свита единодушно охнула от ужаса, мужчины поспешно стали спрыгивать, бежать на помощь. Но ближе всех, понятно, стоял старший Дмитриевич – и что есть силы ударил рогатиной в мохнатый бок. Никуда не метясь, просто спихивая медведя в сторону. Тот взревел, распрямился, повернулся к новому врагу – копье вырвалось из рук и отлетело за деревья – и прыгнул вперед. Василий выхватил саблю, рубанул – тоже наугад, увидел перед самым лицом длинные желтые клыки, ощутил удар – и воспарил…
После удара о землю наследник на миг провалился в беспамятство, а когда снова вздохнул и поднял голову – медведь уже предсмертно хрипел, не добравшись до великокняжеского трона и сидящего на нем государя всего лишь нескольких шагов.
– Княжич! Княжич! Василий Дмитриевич! – Наследника подняли сразу несколько рук, ощупали, поставили на ноги. Кто-то изумленно присвистнул.
Василий опустил взгляд и увидел порванную ферязь, а под ней – кольчужные обрывки и лохмотья войлока. Однако до тела черные когти хозяина леса все-таки не достали.
– Пустите!!! Дорогу мне! – раскрасневшийся и окровавленный мальчишка растолкал толпу и крепко обнял Василия: – Спасибо, брат! А то я уж Мару с костяной чашей разглядеть успел! Еще миг, и пришлось бы мне пития ее глотнуть, в царствие мертвое уноситься. Спасибо!
– Мы же братья, Юра! – ответил наследник. – Ты можешь быть во мне уверен. Всегда!
– Спасибо, брат! – еще раз повторил Юрий, чуть отодвинулся и расхохотался: – Но было здорово, Василий, согласись! Вот это охота!
Веселье длилось еще три дня, после чего нагруженный дичью обоз двинулся в обратный путь.
Солидная знать, понятно, снова расселась в санях – молодые бояре вскачь унеслись вперед и уже через пару часов прямо верхом влетели в кремлевские ворота.
По возвращении, понятно, охотников ждали баня и пирушка. Однако Василий за столом засиживаться не стал, только голод утолил – а затем отправился на женскую половину.
– Васенька! – встретила его мягкой улыбкой великая княгиня. – А то я уж беспокоиться начала. Мало ли бывает…
Она обняла сына и трижды его расцеловала:
– Ну, сказывай! Как повеселились, как обогатились?
Евдокия Дмитриевна отпустила сына и отошла к окну, села за столик, на котором лежала открытая доска для игры в нарды.
После долгой разлуки Василий навещал матушку почти каждый вечер, и у них вошло в привычку развлекаться перед сном таким вот немудреным образом. Княгиня Евдокия почти всегда выигрывала – но возмужавшего сына сие ничуть не огорчало. Ведь женщина своим победам искренне радовалась – а для мужчины куда важнее достигать успеха совсем в других деяниях.
– Было интересно, много нежданного, – начал свой рассказ старший княжич, поправляя фишки. – Меня угораздило оленя вместо вепря завалить, даже копье потерял от неожиданности. Но олень могучий выдался, матерый. Как довезут, обязательно рога тебе подарю!
– Это славно, – похвалила его княгиня. – Коли рога оленьи, то для мужчины сие в гордость. А медведей много подняли?
– Пятерых. Четырех свалили, один ушел. Ловкий оказался, быстрый.
– Да-а… Дмитрий Иванович медвежью потеху завсегда любил. Помнится, зимы никак не мог дождаться, чтобы в лес заснеженный забраться.
– Кстати, матушка, скажи, отчего отец совершенно не берет в руки ни меча, ни копья? – бросая в очередной раз кубик, поинтересовался Василий. – Охота была бы веселее, кабы великий князь хотя бы раз… Хоть бы стрелу пустил, что ли? А то зверя все поднимают, а он созерцает токмо издалека да мед хмельной пьет.
– Он задыхается, – заметно погрустнев, тихо поведала княгиня. – После твоего отъезда, Васенька, Дмитрий Иванович начал сильно тучнеть, и ныне ему все труднее ходить. Батюшка твой быстро устает, ему постоянно не хватает дыхания. Когда до нас дошли вести, что ты пропал после набега ушкуйников на Сарай, твой отец учинил поход на Новгород. Но великий князь так и не смог ни разу вынуть меча из ножен! И потому разбойников так и не покарал. Отвернул домой в пятнадцати верстах от Волхова, обойдясь откупом за обиду всего в восемь тысяч рублей.
Евдокия Дмитриевна тоже бросила кубик, передвинула фишки, подняла голову и внезапно улыбнулась:
– Тогда я пришла в бешенство. Ну, когда узнала, что новгородцы откупились не кровью, а золотом! Но поскольку ты жив, то результат похода получается вполне даже удачным.
– Лекари что сказывают?
– А чего они скажут? – пожала плечами женщина. – Меньше кушать советуют, меньше сидеть и лежать, больше ходить. Вот токмо ходить великому князю все труднее, бока же его растут, несмотря на любые воздержания.
Великая княгиня снова бросила кубики и подняла глаза на сына:
– Тревожно мне, Василий. Вестимо, вернулся ты очень-очень вовремя.
В свои покои княжич вернулся в тяжких раздумьях. Походив от стены к стене, встал к пюпитру, развернул на нем лист мелованной бумаги и взялся за перо. Утром же вручил туго скрученный и опечатанный свиток еще сонному Копуше:
– Ты, дядька, и сам знаешь кому, – напутствовал он верного холопа и вручил тяжело звякнувший замшевый мешочек. – Скачи!
8 марта 1388 года
Тракайский замок
Отдав приказ накормить гонца от пуза, напоить до беспамятства и уложить почивать возле печки, князь Витовт поднялся наверх и постучал в дверь дочкиных покоев. Ответа не дождался, толкнул створку… и стремглав кинулся к плачущей на постели дочери:
– Софьюшка, что с тобою?!
– Не зовет… – жалобно всхлипнула девушка. – Батюшка, он про меня никому даже не признался!
– Отрекся?! – похолодел князь, подхватил лежащий на полу свиток, растянул между руками, быстро пробежал глазами и облегченно перевел дух: – Фу-у-уф-ф… Ну, что же ты меня так пугаешь-то?
