Витовт отбросил грамоту, присел на край перины, подтянул Софью ближе к себе и крепко обнял, поглаживая по голове:
– Ну что же ты плачешь, доченька? Там половина письма о том, как любит он тебя и тоскует, а ты плачешь! Он же не забывает о тебе, беспокоится…
– Но никому обо мне не признался! – всхлипнула девушка. – И не зовет!
– Правильно не признался, Софьюшка. Не глуп твой суженый, вот и промолчал. Разве ты не читала, как отец его разозлился, когда про Киприана услышал? – наклонился к лицу девушки отец. – Наш святитель личность известная. Кабы Василий твой признался, что это он вас обвенчал, Дмитрий Иванович сразу бы интриги митрополита в сем браке усмотрел! С большим бы подозрением отнесся и разрушить бы попытался. И я его понимаю, сам бы так же поступил! Киприан наш прохиндей еще тот… Посему мудрее будет выждать, дабы известие о нем подзабылось, а опосля отдельно о венчании признаться, о Киприане никак не поминая. Любый твой о сем и пишет. Так что и ты не поминай про Киприана, коли кто спросит, дабы рассказы ваши потом одинаковыми оказались.
– Да? – всхлипнула Софья. – Кому, когда?! Василий меня к себе не зовет!!! Здесь мне свой век куковать придется, в четырех стенах!
– Так уж и весь век, – улыбнулся князь Витовт, гладя ее по голове. – Не беспокойся, еще позовет. Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Для такого известия для родителей надобно момент удачный выбрать. Ну, он тебе сам же о сем и пишет!
– И что мне ему отвечать? – шмыгнула носом девушка. – Чтобы до седых волос моих случай удачный для признания выбирал?
– Обожди недельку с ответом, – вскинув палец, посоветовал ей отец. – Дабы мысли улеглись. А то ляпнешь сгоряча лишнего… Когда за грамоту возьмешься, обязательно упомяни, что Ягайло лютует в Литве по-прежнему и что тебе покидать меня опасно. Напиши, дорога покамест ненадежна, меня можешь выдать.
– Я могу отправиться морем, батюшка! – вскинулась княжна. – Весна ведь, март! Лед вот-вот сойдет! По реке к морю и через Новгород! Королю меня на сем пути не заметить, не поймать!
– Милая, милая моя девочка… – покачал головой князь Витовт. – Нешто ты письма вовсе не читала? Или приглашения не нашла и все прочее тоже не заметила?
– Ты о чем, отец?
– Твой красавчик написал, доченька моя, что великий князь недужит сильно, плохо ходит, тяжко дышит и беспокоить его лишний раз боязно.
– Мы-то тут при чем?!
– Софья!!! – повысил голос хозяин Тракайского замка. – Нельзя жить одним днем! Думать надобно о будущем, на годы вперед, о судьбе своей беспокоиться будущей!
– О чем, отец?! – выкрикнула девушка. – Чего еще ты от нас с Васенькой хочешь?!
– Вспомни о том, кто твоя бабушка! – так же громко ответил князь Витовт. – Вспомни о том, чья кровь течет в твоих жилах! Али ты думаешь, для московских людей сие останется великой тайной? Боже упаси, Софьюшка, коли ты приедешь к Василию и после этого что-то случится с его отцом! Будешь рада, если тебя после этого просто изгонят, в дегте хорошенько вымазав! Ибо виноватой во всем тут же окажешься ты! И даже муж великий князь тебя от общей людской ненависти не спасет. Сживут!
Софья всхлипнула еще раз, но теперь промолчала.
– Лучше потерпеть несколько месяцев или даже год, но спасти свое будущее, – понизил голос Трокский князь. – Пусть Дмитрий Иванович исцелится. Или… Или… – многозначительно повторился Витовт и предупреждающе покачал пальцем: – Но тебя в сей час там даже близко быть не должно!
Девушка сглотнула.
– Выжди недельку, – повторил свой совет князь Витовт. – А потом напиши все, чего токмо душенька твоя попросит. Но не забудь упомянуть про Ягайло и здоровьем великого князя Московского тоже сильно побеспокойся. – Мужчина вздохнул. – Конечно, лучше бы всего ему окрепнуть. Так в письме Василию Дмитриевичу и пожелай.
* * *
Великий князь Дмитрий Иванович чужих писем не читал – но явственно ощущал неизбежное и постоянно держал сына при себе, помогая Василию вникать в державные дела, рассказывая об уговорах и клятвах, о друзьях и соперниках, о доходах и тратах. Неделя проходила так за неделей, месяц тянулся за месяцем. Коли смотреть каждый день – никаких изменений в московском властителе не замечалось, и многие бояре даже утверждали, что великий князь пошел на поправку. Однако к концу лета государь уже вовсе не мог ходить без помощи холопов, к зиме же для него были изготовлены носилки с креслом.
Увы, но очень скоро Дмитрий Иванович стал задыхаться даже в них, оставаясь в сознании только лежа в постели.
К весне великий князь вовсе перестал просыпаться и девятнадцатого мая тысяча триста восемьдесят девятого года вздохнул в свой последний раз.
Часть третья
Великий князь
1 июля 1389 года
Москва, Кремль, Великокняжеский дворец
В сей теплый вечер, сидя с матушкой перед распахнутым окном, свою первую игру в нарды великий князь Василий Дмитриевич сумел закончить победой.
– Еще раз, матушка? – довольный собой, предложил он.
Впрочем, вопрос не требовал ответа. Обычно, прежде чем пожелать Евдокии Дмитриевне спокойной ночи, сын играл с нею три партии.
– Хорошо, – подровняла доску вдовая княгиня и бросила кубики. – Тем паче что у меня есть к тебе серьезный разговор.
– Да, матушка, – проследив за ее ходом, потянулся к фишкам юный властитель Московского княжества.
– Я понимаю, ты скорбишь о смерти отца. И я тоже каждый день тоскую по своему любимому супругу. Однако же жизнь продолжается, и надлежит нам не токмо о прошлом, но и о будущем помышлять. О продлении рода князей корня Ярославова, наследников державы московской. Ныне, по прошествии сорока дней траура, пора вернуться к делам насущным. Тебе, великому князю, правителю державы, негоже холостым оставаться, ровно мальчишке несмышленому. Надобно о супруге подумать.
– У меня к тебе тоже есть серьезный разговор, матушка, – зажал кубики в кулаке Василий Дмитриевич. – Дело в том, что я женат.
Евдокия Дмитриевна подняла на него свой взгляд. Затем молча закрыла доску и небрежно выкинула ее в окно.
– Рассказывай!
И если бы не этот жест, можно было бы подумать, что сие известие женщину ничуть не обеспокоило, настолько спокойной выглядела сорокалетняя княгиня-мать.
– Два года тому назад, летом, я тайно обвенчался в Тракайском замке с княжной Софьей, дочерью князя Витовта.
– Как же тебя угораздило?! – Опустив веки, женщина зажмурилась, мотнула головой и снова открыла глаза.
– Я люблю ее, матушка! – выплеснул одной фразой все свои чувства юный правитель. – Люблю всем сердцем! И она меня тоже…
– Проклятье! Что же ты натворил?! – Княгиня-мать перевела дух и спросила: – Так кто она таковая? Она хотя бы не худородна?
